В Театре наций выходит спектакль «Гамлет | Коллаж»: результат совместной работы Робера Лепажа и Евгения Миронова

Самый ненормальный человек в этой истории не Гамлет. А актер, который согласился сыграть все роли одновременно.
В Театре наций горячее время: на служебном входе толпятся съемочные группы — на выпуске самая громкая премьера сезона. Шутка ли, «Гамлет» Шекспира в постановке канадского режиссера Робера Лепажа, которого театральная Москва преданно любит уже шесть лет, с тех самых пор, как на Чеховский фестиваль впервые привезли его спектакли, и мы увидели, как органично могут соединяться высокотехнологичные визуальные эффекты и глубокое содержание. Да еще в исполнении Евгения Миронова, который в этом спектакле сыграет не только Гамлета, но и всех остальных персонажей, от Гертруды до Озрика (причем иногда на сцене будет находиться сразу двое героев). Как это будет, я успеваю увидеть, заглянув со стороны кулис на сцену, где идет репетиция: там, за черной стеной, отделяющей артиста от зрительного зала, несколько человек ассистируют Евгению Миронову, подавая ему длинноволосый парик и платье: похоже, сейчас он выйдет Офелией.

При этом актер поставлен в сложные условия: ведь декорация к спектаклю — это куб, в котором разворачивается действие. В нем ежеминутно что-то происходит: на стенах, состоящих из множества небольших плазменных экранов, возникает видео (Млечного пути или озера, колышущегося тростника или рядов книг в библиотеке), открываются двери, выдвигается мебель, по плоскостям бегут световые полосы, повторяя движения артиста. Вроде бы ограниченное пространство — но оно оказывается безграничным.

Спрашиваю у Робера Лепажа:
— Можно ли сказать, что ваш куб — это визуальное воплощение знаменитой фразы Гамлета «Заключите меня в скорлупу ореха, и я буду чувствовать себя повелителем бесконечности?».

А он смеется:
— Я не могу ответить на ваш вопрос, потому что в нашем спектакле нет этой реплики. Это же коллаж, не весь текст пьесы вошел в спектакль!

— Как создавался куб?

— У нас было много этапов разработки. В итоге получилась очень легкая конструкция. Вы удивитесь, насколько просто она выглядит. Но начиналось все невероятно тяжело, и мы горы свернули, чтобы прийти к этой простоте. Меня самого крайне интересует этот куб — мне важно, чтобы артист не только создавал новую роль или характер, а был помещен в новое пространство, в котором он не чувствует, где пол, где потолок, где все вокруг него постоянно меняется. Обычно, когда мы смотрим спектакль, то видим картинку, нарисованную на плоскости. А я думаю, что театр — это не живопись, а скульптура, на которую можно смотреть со всех сторон. Мне кажется, подобные условия существования должны дать некие новые всходы в актерском организме.

— Насколько быстро Евгений Миронов освоил это пространство?

— Конечно, поначалу его многое сбивало, ему было очень сложно. Но Евгений — актер, который быстро принимает правила игры, и он вскоре начал играться с этим кубом. Что на самом деле было сложно для Евгения — это находиться одному на сцене. Потому что это актер, привыкший играть с партнерами, с которыми он обменивается энергией, заряжается от них. Так что основная трудность заключалась вовсе не в освоении куба, а именно в этом.

— Вы любите, чтобы артисты привносили в спектакль что-то свое. Что привнес Миронов?

— Несмотря на то что у нас был текст, на котором мы основывались и от которого старались не отходить, Евгений импровизировал в течение всей работы, и его импровизация по своей щедрости не имела границ. Он был со мною наравне. Вы знаете, что он уже играл Гамлета в спектакле Петера Штайна, я тоже ставил моноспектакль «Эльсинор» и сам в нем играл, я много знаю про эту пьесу. И когда мы встретились, его видение пьесы встретилось с моим, и то, что родилось в итоге, возникло из сопоставления этих двух взглядов. Вообще для того, чтобы что-то родилось, нужно попробовать освободиться, и в самой игровой легкости этого процесса залог успеха.

В спектакле Робера Лепажа все происходит в 60-е годы XX века: история Гамлета для режиссера ассоциируется и с романтическими идеями «детей цветов», и с темой тотальной слежки, шпионажа, актуальной в 1960-е на Западе и в СССР. В этом Эльсиноре все шпики: Большой Брат следит за каждым. Так что неудивительно, что в воздухе витает безумие.

— Если бы вы ставили диагноз Гамлету, каков бы он был? Шизофрения, паранойя, мания преследования? — спрашиваю под конец беседы.

— Думаю, паранойя — правильное слово, — отвечает Лепаж. — И, конечно же, Гамлет, который поначалу притворяется сумасшедшим, в итоге им становится. Но все же самый ненормальный человек в этой истории не Гамлет. Самый ненормальный — актер, который пытается сыграть все роли одновременно; я надеюсь, вы сами увидите это на сцене.