Режиссер Андрей Могучий, создатель петербургского Формального театра, лауреат премии „Золотая маска” и премии „Европа — театру” в номинации „Новая театральная реальность”, поставил, пожалуй, самый мрачный в своей жизни спектакль. Веселое слово „цирк” обманывает только в первую минуту, когда перед красочным занавесом появляется артист (Юрий Шерстнев) и в благородной манере старых шпрехшталмейстеров обращается к почтенной публике. Но следом на открывшейся сцене обнаруживаются конусообразные башни, утопающие в испарениях. Они напоминают всё сразу — и вышки с психотропными излучениями из „Обитаемого острова”, и зловещую среду из фильма „Убить дракона”, и допотопные конструкции „Киндза-дзы!”, и реальные печи крематория. Замордованные женщины выполняют на сцене некие механические, конвейерные операции, а командует процессом карлик (Алексей Ингелевич). В одной из женщин мы с трудом узнаем актрису Лию Ахеджакову, которая лишь к финалу выйдет на пронзительную коду. В эту минуту она станет в спектакле Дон Кихотом.

Андрей Могучий, получив от художественного руководителя Театра Наций Евгения Миронова предложение поставить спектакль, сразу задумал историю, связанную с Дон Кихотом в исполнении Ахеджаковой. Но как обычно, он не собирался инсценировать оригинал. Его спектакли лишь отталкиваются от литературного первоисточника и свободно улетают в мир фантазий.

Сценография Максима Исаева, художника петербургского инженерного театра АХЕ, оставляет сильное впечатление: башни движутся по сцене, в пространстве плавают серебристые акулы, светятся надписи, раскрываются рисованные полотна с „наглядной агитацией”…

Однако текста в этом спектакле Огромное количество. Его сочиняли Андрей Могучий и Максим Исаев, и чего только в нем нет; парафразы классики и русских народных сказок, уличный стеб, философские сентенции, цитаты из Сервантеса… То нас приглашают в цирк, то нам объявляют гиньоль…

Честно говоря, „догнать” все смыслы, замешанные в это густое текстуальное варево, мало кому удается. Часто герои буквально „докладывают” публике страшные истории своих жизней. Circo Ambulante в переводе означает „Бродячий цирк”, а в настоящем цирке действительно приняты клоунские апарты. Но монологи персонажей этого спектакля страшно далеки от откровений типа „я пришел в гости к бабушке, а она померла, ха-ха-ха!” Здесь докладывают всерьез, и возникает элементарное чувство неловкости.

Мучительно складывая в сознании пазлы этого зрелища, понимаешь, что перед тобой некая театральная антиутопия. Население острова работает на мясокомбинате. Здесь делают из бычьих яиц вытяжку, которая дает человеку бессмертие. Правит островом Обер-кондуктор, по совместительству Кащей, и против него в обществе зреют революционные настроения. Зомбированный народ, как обычно, безмолвствует. Зато группа художников-акционистов упоенно буянит, провоцирует беспорядки, и разумеется, среди буянов обнаруживаются стукачи.

Ученый, собственно, и изобретший волшебную вытяжку из бычьих яиц, разуверившись, становится террористом-одиночкой. На этот путь вступает еще один интеллигент, которого играет Альберт Филозов. Когда-то его жена Мария — Лия Ахеджакова, будучи законопослушной гражданкой, донесла на диссидента мужа куда следует. Прошло тридцать лет, и супруг решил-таки совершить подвиг Дон Кихота, покончить с Обер-кондуктором. И вот Мария решает продолжить дело мужа.

Лия Ахеджакова в донкихотских доспехах обращается прямо в зал. На первой минуте она еще играет неуверенную и совсем не артистичную Марию. Но очень скоро перестает что-либо играть и становится самой собой, актрисой с недюжинным гражданским темпераментом: „Вы посмотрите, — говорит она, — как мы ходим по суше нашей, уставившись себе под ноги, или сидим в своих норах, уткнувшись в тарелку, не видя звезд в небе ночью и солнца над головой днем. Очнитесь, люди! Вы свободны…”

Финал примиряет со стилистической неразберихой всего предыдущего действия. Цирк начинает рифмоваться с грустными и страшными репризами реальной жизни. А упоминавшийся гиньоль — со свойством резать правду-матку в лицо, ведь французская кукла с таким именем — родной брат русского Петрушки. Спектакль Могучего — это отчаянное послание самим себе: и цинизму политики, и эйфории митингов, и вечно крайним, и вечно не прогадавшим, и обывателям, и донкихотам.