Театр Наций недавно с размахом отпраздновал открытие отремонтированного здания бывшего театра Корша на улице Москвина. На торжественную церемонию приехали премьер-министр РФ, мэр Москвы, самые влиятельные политики и олигархи, наглядно продемонстрировав особое место театра во главе с Евгением Мироновым на нашей государственной карте. А вот первую премьеру сезона в Театре Наций сделали сознательно негромкой. Ни фанфар, ни именитых гостей. Выпускник-режиссер Туфан Имамутдинов с группой молодых актеров показал камерный спектакль по роману Исаака Башевиса-Зингера „Шоша” на Малой сцене явно нуждающегося в ремонте Театра имени Маяковского.

В предпремьерных интервью Туфан Имамутдинов рассказывал, что „Шошу” Башевиса-Зингера случайно заметил на книжном развале. Прочитав, был „по-человечески тронут”, иначе говоря, точно ощутил попадание прозы крупнейшего еврейского писателя ХХ века в день сегодняшний. Как и тогда, в эпоху Второй мировой, стало понятно, что единственное безопасное место на свете — сердце и тело другого человека…

Из многослойного романа еврейского мыслителя и философа Туфан Имамутдинов, — как до него Евгений Арье, поставивший в „Современнике” „Враги. История любви”, — извлек любовную линию, отбрасывая как побочные все темы национальной идентичности, богоборчества и богоискательства, весь напряженный интеллектуальный и бытовой фон Варшавы накануне фашистского вторжения. Из „Шошы” выброшены и завязка романа, и его финал. Режиссер и его команда сосредоточились на отношениях молодого писателя Аарона Грейденгера (Цуцика) и трех его женщин — интеллектуалки Селии, актрисы Бетти и заторможенного в развитии ребенка Шоши (в романе присутствуют еще служанка Текла и коммунистка Дора, но их реплики и сцены распределены между Селией и Бетти). Причем театр аккуратно вырезает все, что в тексте говорит о сложности отношения своего героя к своей возлюбленной Шоше — убогой, беззащитной душе, которая даже огурец не могла правильно донести до рта и видела в темноте рожи маленьких человечков. „Такая уж огромная любовь к Шоше? Или просто недоставало решимости огорчить Басю? Вопросы эти я задавал моему подсознанию, или надсознанию, но ответа не получил. Это как с человеком, который совершает самоубийство, — объяснил я себе. Он нашел крюк в потолке, сделал петлю, подставил стул и до последней минуты не знает, зачем он это делает”…

Башевиса —Зингера всегда интересовали люди, чьи действия невозможно объяснить. Театр пытается эту невозможность логического объяснения сделать живой, выпуклой, убедительной. И актерам в „Шоше” удается передать эту многомерность и текучесть характеров персонажей романа.

Слаженная команда „кудряшей” (так любовно и давно окрестили воспитанников гитисовской мастерской Олега Кудряшова), куда вошла опытная Роза Хайрулина, легко и органично сосуществуют с еврейским оркестром Klezmasters (руководитель Лев Сандюк), играющим прямо на малой сцене Маяковки джаз и собственные авторские вариации. Музыка кажется выражением сиюминутного душевного состояния, и для героев этого спектакля естественно взять микрофон и запеть (благо действие часто разворачивается вблизи ресторанной эстрады варшавского писательского клуба).

…Мужчина и женщина сидят друг напротив друга за большим столом. Этот стол — главный и единственный предмет сценографии Тимофея Рябушинского — вокруг него, на нем, под ним разыгрывается все действие спектакля. Ножи стучат по тарелке, Аарон (Роман Шаляпин) и Селия (Наталья Ноздрина) впервые обедают вдвоем, летят острые реплики. А надо всем и поверх всего — тяга друг к другу, взаимный страх, острый привкус стыда и медленно нарастающее желание… Вот ослепительная Бетти (Ольга Смирнова) вдруг ломается, сгибается пополам и кричит, что эта неудавшаяся пьеса Аарона была ее последним шансом, что она молила Бога о хорошей пьесе, но такова ее судьба — все ломать и разрушать… А вот седая, коротко стриженная Бася (Роза Хайрулина) властно-нежно сближает головы дочери и гостя: „поцелуй его, ты - чистая девушка, тебе можно!”.

Особенно хороши в этом спектакле женщины. И нежная маленькая Шоша с оттопыренной нижней губкой и нескладной грацией ребенка-урода (Полина Стружкова). И ее мать Бася, похожая одновременно на ведунью и на воспитательницу детского сада. И белокурая тонкая дива Бетти Слоним, и капризная, переменчивая, блистательная Селия. Рядом с подвижностью их интонаций, переменами настроения, светотенью, их сложной душевной жизнью актеры-мужчины кажутся вяловато-статичными. И даже главный герой Аарон (Роман Шаляпин) воспринимается однотонным в постоянном удивлении не столько перед чудесами мира, сколько причудами собственных решений. Впрочем, роль Аарона — одновременно рассказчика и действующего лица — явно относится к числу ролей медленно складывающихся. Так что возможно, Роман Шаляпин еще поймает кураж и свободу человека, которого ведет его дибук; писателя, который осознал, что „в моих рассказах герой желал только одну женщину, сам же я хотел заполучить весь женский род”.

Владея сложнейшими „этажами” профессии — умением создать на сцене дыхание живой жизни, умением прочертить изысканные пунктиры ролей и вместе с актером соединить их в вибрирующее целое, — Туфан Имамутдинов огорчительно небрежен собственно в решении чисто постановочных задач. Одна сцена сменяется другой, не менее сложной — без подготовки, без перехода. Спектакль начинается на полузвуке и заканчивается сюжетным обрывом. Как будто наученный сложным приемам мастерства, режиссер не овладел простыми профессиональными навыками, и в результате постановка балансирует на грани, иногда обидно срываясь в привычную студенческую этюдную невнятность. Иногда режиссер напоминает человека, способного плести тонкие кружева, но не умеющего пристрочить их к костюму. Особенно обидно за скороговорку финала, где герой выбирает больную девушку с Крохмальной улицы, выбирает Варшаву и фашистское гетто, а не богатую красавицу-актрису, не Америку и ее благополучие…

„Шоша” — спектакль неровный, в нем еще нет завершенности „сделанной вещи”, но есть дыхание живого дела. Собственно говоря, это легкое дыхание — одно из важнейших качеств настоящего театра, ради чего только и имеет смысл и ремонт театральных зданий, и навороты техники, и денежный водопад от всех главных спонсоров страны.

„Мазлтов, Цуцик!” — поздравляют героя свадебные гости. И пусть впереди стережет катастрофа — война, гетто, гибель, сейчас: мазлтов!