Top.Mail.Ru
Касса  +7 (495) 629 37 39
Пять лет назад Театр Наций заявил о своей молодежной программе, целью которой стало открытие новых имен. Первый спектакль — „Шведская спичка” Никиты Гриншпуна со своими сокурсниками, выпускниками Мастерской Олега Кудряшова, с успехом идет и по сей день.

В этом году Театр Наций показал две работы Туфана Имамутдинова, также ученика О. Л. Кудряшова, закончившего ГИТИС в этом году, — „Сиротливый Запад” и „Шошу”.

Одна из недавних премьер по роману И. Башевиса-Зингера стала заметным событием нынешнего сезона. Мы беседуем с участником всех трех спектаклей молодежной программы Романом Шаляпиным. Роману еще нет тридцати, но при первой же встрече в нем виден думающий, тонко чувствующий человек. Внешность героя не мешает ему быть эксцентричным характерным артистом. Думаю, Роман нас всех еще не раз удивит.

— Вместе с режиссером вы делали инсценировку „Шоши”. Расскажите об этой, прямо скажем, непривычной для артиста работе.

— Началось все с того, что Туфан пришел с книгой, дал мне ее и сказал: „Прочитай”. Еще не было распределения ролей, шел только разговор о будущей работе. Туфан знал, что я пишу стихи, и, наверное, поэтому выбрал меня в соавторы инсценировки. Тогда было непонятно, кого я буду играть, но в какой-то момент стало ясно, что Аарона.

Мы шли по такому пути: создавали линии. Ведь в романе происходит множество событий, у главного героя любовниц, как и друзей, в два раза больше, чем оказалось в спектакле. Одна из значительных фигур — Геймл, муж Селии. Мы сплели его с Файтельзоном. Персонаж, как мне кажется, получился. Мы работали довольно быстро, и текст сделали недели за три.

— Каким образом выбор пал на „Шошу”?

— Это идея Туфана. Его интересовала проблема выбора человека в сложной ситуации. Роман Зингера ему идеально подошел. Хотелось увлечь людей простой историей жизни восьми персонажей.

— В „Шоше” существует очень плотно прописанный быт довоенных еврейских кварталов Варшавы.

— Мы его смикшировали, но добавили музыкантов — ансамбль еврейской музыки KLEZMASTERS. То, что мы убрали, они взяли на себя.

Туфан определил жанр как мистическую драму. Может быть, пока у нас не все получается. Мы прыгаем с одной площадки на другую. Спектакль еще не раздышался до конца. Но линии Баси, которую играет Роза Хайруллина, и Шоши безусловно вносят в спектакль вязь мистики. Образ главной героини, застывшего создания, не выросшей, потому что ждала своего возлюбленного — не из реальности, из каких-то других сфер.

— В спектакле сильный женский ансамбль.

— Каждый персонаж символизирует разные ипостаси женской натуры. Селия (Наталья Ноздрина) — азарт, а Бэтти (Ольга Смирнова) — страсть. С кем можно сравнить Бэтти? Представим себе: Моника Белуччи приехала в Россию и влюбилась в бедного, несчастного писателя. В этих образах тоже есть магия. Шоша возвращает героя в детство и успокаивает.

— Мистика вообще характерна для Зингера. Не случаен его интерес к оккультным наукам. Но в „Шоше”, вы правы, мистика возникает с появлением дуэта Розы Хайруллиной и Полины Стружковой, играющей Шошу. Роза Хайруллина — большая трагическая актриса. И ей не нужно слов, чтобы показать всю скорбь еврейского народа. С ее появлением в спектакле возникает предчувствие катастрофы. Возможности этой актрисы давно известны. Но Полина Стружкова меня поразила. Я знаю ее как талантливого режиссера, видела несколько ее спектаклей, но совершенно не представляла ее на сцене. Она играет замечательно.

— Первоначально мы пробовали другую актрису, но она не смогла играть. Мы не знали, что делать. И вот, я пришел в гости к Оле Смирновой, а там была Полина. И когда мы стали говорить о спектакле, Полина спросила: „А почему я не участвую?” Оказалось, что она с детства любит этот роман. Случайность породила роль.

— Вот вам и мистика! А как вы объясняете интерес к Зингеру у русской публики в последние годы?

— Мне кажется, мы живем в переходный период. Грядут какие-то перемены. Они нависают над нами, хоть и замаскированы. Если раньше были „железные рукава”, то сейчас их не видно, они кажутся прозрачными. И у Зингера в его произведениях есть ожидание, тревога, созвучные нашему времени.

— Вы сознательно пошли на то, чтобы оборвать эту историю на многоточии. После спектакля зрители, не читавшие романа, гадали, как сложилась судьба героев?

— Да, это было сознательно. Мыслящие люди поймут, фантазеры додумают, а те, кому этого не дано, откроют интернет и прочитают роман. В любом случае есть некий момент предощущения, для нас важный.

— Ваша работа в этом спектакле очень серьезная. Ведь вы выступаете и как лицо от автора, и как персонаж Аарон (Цуцик). Такого масштаба роли вы еще не играли. Ведь ваш герой — стержень спектакля.

— Таких философских, сложных ролей у меня никогда не было, вы правы.

В ТЮЗе я играю Платона Ковалева в „Носе”, тоже „стержневую” роль. Но там другой жанр — эксцентрика. А такого погружения, как в „Шоше”, мне совершать не приходилось. И, если честно, я собой недоволен. Над этой ролью нужно еще работать и работать, чтобы появился стержень.

— А Олег Львович Кудряшов приходил на „Шошу”?

— Приходил. Даже два раза. Когда мы сдавали спектакль и потом, когда начали играть. Он сказал, что есть развитие. В целом ему понравилось. Он в нас очень верит. Олег Львович благодарил Туфана за то, что он нас собирает уже во второй работе. Самое главное: не стоять на месте, куда-то идти, развиваться. И Олег Львович это приветствует. Ведь „Шоша” для нас непривыч-ный спектакль. Мы всегда пробовали острохарактерные вещи.

— Каков главный урок Кудряшова? Что всегда остается с вами?

— Вы знаете: главное — это совокупность, одним словом не скажешь. Когда он набирал наш курс, казалось, что мы - совершенно разные. Мы были похожи на ежиков. Даже не на ежиков, а на дикобразов. Поначалу никак не состыковывались. В итоге он сумел создать монолит, сплоченную команду. Главное, что дал Олег Львович, — это отношение к профессии, к внутренней свободе. Он не только нас воспитывал, как отец, но очень много сделал, чтобы мы развивались. Много было музыки, пластики: все поют, все танцуют. В работу брался то музыкальный материал, то драматический. Все время существовали в разных ключах. Олег Львович и его команда — крутые педагоги. Каждый отдал кусок себя. Я горжусь, что учился у такого Мастера.

— Вы уже второй спектакль делаете с Туфаном Имамутдиновым. Притом, что он только начинает.

— Да, он сделал „Сиротливый Запад”, когда учился на пятом курсе. Мне интересно с ним, потому что он предлагает какие-то глубинные ходы, отличающиеся от того игрового театра, которым я занимался.

— „Сиротливый Запад” мне кажется удачной, тонкой работой. У режиссера свое видение драматургии Макдонаха. Я думаю, спектакль нужно играть чаще. Вы связываете с Туфаном дальнейшие планы?

— Да, есть одна идея. Хотелось бы сделать спектакль по Хармсу.

— Вы участвовали во французском проекте в МХТ.

— Я иногда кидаюсь в такие безумные приключения. Расцениваю их как тренинг. Развиваю свою память, возможности. Поэтому я согласился на предложение Юрия Квятковского ввестись в „Кофейню” по Фассбиндеру (этот спектакль хотел поставить на своем курсе Роман Козак, но не успел). За десять дней нужно было придумать острохарактерную роль в спектакле-шкатулке. Освоить материал было трудно. Иногда такая работа оказывается интереснее, чем та, которую вымучиваешь долгое время.

— Вы хотели бы работать в репертуарном театре?

— Нет, не хочу. Я хочу те роли, которые есть у меня сейчас, довести до ума.

— Слышала, что вы рисуете?

— Сейчас все реже, много работы в театре.

— Ваш однофамилец Федор Иванович Шаляпин был прекрасным рисовальщиком. И это помогало ему в создании грима, с карандашом он сочинял новую роль.

— Я и рисую, и пишу. Любое выражение человека в искусстве — это определенный путь. А театр — лаборатория искусств.

— Откуда взялась у вас эта тяга к театру?

— Моя мама закончила цирковое училище. Она была великолепным конферансье. Я все детство провел на гастролях. И хотя мама не хотела, чтобы я стал артистом, этот дух, любовь к искусству она в меня вложила.

— Если бы вы у вас был огромный счет в банке, что бы вы сделали?

— Я помог бы своим друзьям. Я бы купил себе дом на берегу моря и поселил там маму. И приезжал бы к ней в гости со своей девушкой и друзьями. Ну, и конечно я сделал бы свой театр — Театр кудряшей. Хотя Театр Наций в большой степени помогает осуществлению моей мечты.