Выросло уже целое поколение людей, никогда не бывавших в одном из лучших театральных зданий Москвы — бывшем Театре Корша и бывшем филиале МХАТа, с конца 80-х годов принадлежащем Театру наций. Целую четверть века назад театр в Петровском переулке (тогда он назывался улицей Москвина) был закрыт на реконструкцию — здание к этому времени изрядно обветшало. Правда, на какие деньги ее проводить в стремительно нищающей стране, никто не знал. А тогда как раз происходили события, связанные с разделом МХАТа на „мужской” и „женский”: Олег Ефремов со своей труппой переехал с Тверского бульвара в отремонтированное историческое здание в Камергерском, а Татьяну Доронину и прочих „раскольников” определили в бывший филиал. Смекнув, что дело пахнет долгостроем, Доронина в конце концов осталась на Тверском, а запертый филиал отдали новорожденному Театру дружбы народов, созданному для гастролей и укрепления связей с союзными республиками.

Когда вскоре дружба народов закончилась, новый театр переименовали в Театр наций, но на грустную судьбу здания в Петровском переулке это никак не повлияло. Его фасад, некогда спроектированный Михаилом Чичаговым в ложнорусском стиле (здание часто называли „теремком”), в середине 1990-х годов уже зеленел сорняками, на месте партера зиял котлован, и хотя на подмостках, отгороженных от зала, иногда играли спектакли для нескольких десятков зрителей, но театралам со стажем оставалось только вздыхать о том, что один из самых важных театральных адресов Москвы фактически исчез с карты города.

Вздыхать было о чем — популярным этот адрес стал еще в конце 80-х годов позапрошлого века, когда на землях купцов Бахрушиных в рекордно короткие строки было построено здание для первого в России частного театра, созданного Федором Коршем. Здесь играли лучшие русские актеры, здесь впервые появилось электрическое освещение, на премьеры, которые играли каждую пятницу, рвался весь город. Здесь „родился” Чехов-драматург — его первая великая пьеса „Иванов” была написана по заказу Корша и впервые сыграна на этой сцене. Театральная молва утверждает, что именно здесь, в буфете у Корша, познакомились Станиславский и Чехов — правда, документальных подтверждений нет. Зато доподлинно известно, что именно здесь в 1955 году был показан „Гамлет” Питера Брука, приезд которого ознаменовал падение железного занавеса и открыл дорогу для гастролей зарубежных театров. Живых свидетелей игры Пола Скофилда осталось, увы, мало, но выдающиеся спектакли Анатолия Эфроса и Камы Гинкаса, которые в 80-е годы шли в филиале МХАТа, помнят многие.

Неизвестно, что случилось бы с полуразрушенным памятником театральной истории, если бы не Евгений Миронов, которого пять лет назад „бросили” руководить Театром наций. Миронов взялся за все сразу — и за художественную программу, и за стройку. Одно поддерживало другое: спектакли, которые стал выпускать бездомный театр доказали, что Театр наций достоин того, чтобы иметь свой дом, а перспектива вселения в реконструированное здание помогла уточнить план развития самой институции. Будучи единственным в России государственным театром без постоянной труппы, Театр наций не только делает штучные собственные спектакли, но может проводить международные фестивали и предоставлять молодым режиссерам и актерам шанс заявить о себе.

С расчетом на дебютные и экспериментальные работы построена малая сцена театра — зал-трансформер на 150-200 мест. Москва давно ощущает острый дефицит такого рода пространств, так что зал наверняка будет востребован. Малая сцена оборудована на верхних этажах новой, раньше не существовавшей, тыльной части здания, пристроенной к историческому Театру Корша. Там же, в пристройке, разместили репетиционные залы и администрацию, что позволило расширить зрительскую часть довольно тесного здания — в частности, на месте бывших кабинетов театрального начальства устроили зрительский буфет. По бокам от зрительного зала, там, где прежде находились гардеробы, в которые всегда выстраивались жуткие очереди, теперь есть дополнительные небольшие фойе — гардероб же переехал в специально вырытый просторный цокольный этаж.

Известный театральный художник Александр Боровский, курировавший проект реконструкции, предложил серо-терракотовую гамму, в которой решены нижнее фойе и зрительный зал. Зал, сохранивший старую ярусную структуру, теперь стал серым, что выглядит сдержанно и строго, терракотовые же сиденья стульев и кресел, дверные шторы и занавес придают ему неброскую торжественность, не отвлекающую публику от сцены. (Кстати, световое и звуковое оборудование сцены — современнее некуда.) У прижимистого театрального капиталиста Корша мест в зале было больше тысячи, теперь будет около 600 — верхний ярус сделали техническим, убраны неудобные боковые места, да и пространства между зрительскими рядами стало побольше. Хотя сами кресла в точности повторяют старые: когда много лет назад во дворе театра жгли ставшую рухлядью мебель из закрытого театра, Александр Боровский спас одно кресло и унес к себе в мастерскую — как будто чувствовал, что когда-нибудь пригодится. Говорят, сохранилось после реконструкции и еще нечто очень важное от старого театра — потрясающая акустика. Впрочем, пока это трудно проверить, качество звука можно будет оценить только 15 сентября, когда в театр впервые придут зрители — на праздничный вечер, посвященный открытию здания. Репертуар же Театра наций будет переезжать домой постепенно, окончательно обжиться планируется только к концу декабря.