„Снегири” стал первым спектаклем Театра наций с тех пор, как его возглавил Евгений Миронов. Постановка родилась как дипломный спектакль мастерской Олега Кудряшова в РАТИ (бывшем ГИТИСе). Выпустившись, студенты разошлись по московским театрам. Но по инициативе Театра наций „Снегири” были возобновлены на его сцене в новом — взрослом — сценическом варианте. Молодые артисты играют своих ровесников — юных солдат, погибших в первом же бою Отечественной войны.

В нашем театральном языке пока нет словосочетания „школа Кудряшова”, „кудряшовцы”. Просто сидя на очередном спектакле, ты спрашиваешь о каком-нибудь явно хорошо обученном молодом актере: „Чей он?” И слышишь в ответ: „Олега Кудряшова”. Выпускаясь, его студенты разбираются по театрам, существуют отдельно и поврозь и, „не просаливая болота”, играют „на повышение” нашего общего театрального уровня.

Пьеса Нины Садур написана по роману Виктора Астафьева „Прокляты и убиты”. Речь идет о прадедах сегодняшних студентов. Точнее, о ребятах, которые ничьими прадедами стать не успели: призванные прямо со школьной скамьи, они ушли и не вернулись, беспощадно убитые врагами, голодом или „расстрельными” приказами советских органов НКВД. Молодые актеры играют своих сверстников, призванных в армию из самых дремучих уголков: сибирских деревень, поселков, городков. Для своих ролей актеры явно осваивали сибирские говоры, осваивали баян, учились наматывать портянки и держать краюшку хлеба как драгоценность. Хочется надеяться, что „присваивают” не только внешность, но пропитываются душой произведения Астафьева. Этот автор все простит — и неумелость, и нехватку средств, все — кроме фальши.

У молодых исполнителей этого спектакля какие-то на удивление „промытые” лица. И своих героев они, кажется, любят, восхищаются ими, жалеют. Вот степенный старообрядец Рындин (Роман Шаляпин) с упоением вспоминает „жаренье”, которое дома не доел. А вот острослов великан Леха Булдаков (Владимир Абашин) рассматривает плюгавенького немца: „Ужели карликов гонят воевать! Ну, фашисты!” Двух братьев Снегиревых Еремея (Артем Тульчинский) и Сергея (Павел Акимкин) ведут на расстрел за самовольную отлучку на два дня в деревню к мамке. Они держатся за руки, сжавшись как перед прыжком в холодную воду, а за их плечами две белые девочки-души оглядываются по сторонам на всех стоящих вокруг и стонут: „Что же вы делаете, дяденьки?! Что же вы, дяденьки, делаете?!!!” Но падают на доски шинели, обозначающие смерть еще одного солдата.

Оформлен спектакль в традициях „бедного театра”: несколько деревянных помостов, которые то нарами станут, то забором, то выкопанной могилой. Самый дорогой элемент реквизита — печка-буржуйка. У нее солдаты греются, в нее суют дрова. А еще из нее вылезет голова хантыйской колдуньи-шаманки, чтобы побранить веселого солдата Лешку Шестакова (Евгений Ткачук) за его шалости на деревенском погосте.

Лешка Шестаков в исполнении Евгения Ткачука — главный герой и главное открытие спектакля. Все живет в воспоминаниях единственного выжившего бойца, ставшего инвалидом. С ним и через него мы видим и ребят его роты, и отцов-командиров, и первый бой. Евгений Ткачук — из тех актеров, на которых можно придумывать репертуар. Кажется, что и Иванушка-дурачок в „Коньке-горбунке” — его роль, и о Бумбараше с ним можно думать. Легкий, улыбчивый, его Лешка живет на сцене с самозабвенной отдачей. Он так реагирует на каждое слово партнеров, на каждый жест, на каждый поворот сюжета, что и зрителей заставляет видеть происходящее своими глазами.

Евгений Миронов только начинает строить свой театр, делает первые шаги по формированию афиши. И хорошо, что первая нота звучит так чисто и верно.