Четыре премьеры за два месяца. Из двадцати трех названий, что сейчас числятся в афише МХАТа, девять (а это чуть ли не половина) появились в последний сезон с хвостиком. Табаков обновляет репертуар ретиво и решительно.

„Чайку” во МХАТе решили не засчитывать премьерой. На афише припечатано по-другому: „Вновь в репертуаре”. Олег Ефремов поставил этот спектакль 21 год назад, и тогда это была одна из самых удачных мхатовских постановок.

Спустя такой солидный срок снова, засучив штанины, лезть в воды колдовского озера, — дело рискованное. Может получиться, как год назад у Галины Волчек с „Тремя сестрами”: вроде бы на все роли введены молодые актеры, а кажется, что им уже недалеко до пенсии. Как будто это и не спектакль, а караоке какое-то, пьеса для механического пианино, сочиненная двадцать лет назад.

„Чайка” вызывала такую же опаску. Будет ли птичка живой и резвой или же новой „Чайке” так и суждено торчать музейным чучелом во мхатовской афише?

Сравнение ефремовской команды 80-года (Смоктуновский, Калягин, Евстигнеев, Вертинская, Екатерина Васильева, Андрей Попов, Лаврова, Мягков) с нынешним небогатырским племенем заранее отбросим как некорректное. 1980-й год был, возможно, вершиной мхатовского пути Ефремова. Труппа была сильна, как никогда, и про ту „Чайку” критик Анатолий Смелянский написал, что „мхатовский актерский ансамбль, сформированный за десять лет, впервые предстал в своей внятной объединяющей силе”.

Можно ли после „Чайки” 2001-го года говорить, что в ней видны очертания новой мхатовской труппы? Наверное, к этому есть основания, хотя Евгений Миронов, едва ли не самая ключевая фигура этого ансамбля, нынче числится актером Табакерки, а не МХАТа. Но дело, в конце концов, не в трудовой книжке, и для многих очевидно, что Миронов совсем скоро станет ведущим актером чеховского МХАТа.

Треплев у Миронова вышел мягким, порывистым и доверчивым. Хороший мальчик Костя, которому нужны не столько новые формы, сколько любовь. Одному моему коллеге игра Миронова не понравилась. „Он по своей природе не умеет играть любовь”, — сказал он. И если говорить о любви к Нине Заречной, то, пожалуй, это правда. Миронов с одинаковой горячностью бросается в объятия к дяде (Сорин — Вячеслав Невинный), к маме (Аркадина — Ирина Мирошниченко) и к Нине (Марина Салакова). Играет скорее простое желание физического тепла, нежели любовь взрослого мужчины к женщине. И слова ?холодно, холодно, холодно? в этой „Чайке” вдруг обретают вещественный, телесный смысл. Отчего застрелился Константин? Оттого, что было холодно.

Когда бы не строгие газетные объемы, я написал бы и про сонную, всю „отсиженную”, как нога, Евгению Добровольскую (Маша), и про Ирину Мирошниченко — в меру лучезарную и умную, и про неброского, но точного Михаила Хомякова (Тригорина). Без привкуса мемориальности 20-летняя „Чайка” (интересно, сколько живут эти птички?), конечно, не обошлась, но все же нафталинным духом в нос шибает не слишком сильно. А если актеры со временем разыграются, так, может, нафталин и вовсе выветрится?