— Снимаясь в „Охоте”, вы отдыхали от интеллектуальных ролей?

— На этой картине я очень устал. Мне хотелось привнести в роль максимум психологизма, каждый день приходил на площадку с разными придумками, а режиссёр мне говорил: „Просто повернись в профиль в этом кадре, постой, а потом уйди, медленно и красиво”. Но я давно хотел сыграть в кино какого-нибудь гада, поэтому мне было интересно.

— Параллельно с участием в фильме вы репетировали в театре Иудушку Головлёва, тоже крайне неприятного типа. Эти роли перекликаются?

— Мне кажется, это два совершенно разных образа. Иудушка говорит словами князя Мышкина, но делает прямо противоположное, а Прохор не скрывает своей ненависти, агрессии и жестоко рассчитывается с людьми за своё загубленное детство.

— Ваш герой владеет самыми разными видами оружия. Какую-нибудь специальную „военную подготовку” проходили?

— Да, тренировался, и на площадке мне помогали, особенно Володя Машков. Когда снимали эпизод, в котором мы „машемся” на саблях, я вошёл в такой раж, что нечаянно снёс микрофон. Слава Богу, все остались живы.

— А трюки сами выполняли?

— Многие сам. Например, в одной из сцен я по-настоящему горел. Это ноу-хау наших пиротехников — на меня нацепили какую-то штуковину, и огонь был на минимальном расстоянии от тела.

— Зачем вас покрасили в блондина?

— Чтобы мой персонаж выглядел жёстче. После съёмок пришлось побрить голову. Больше так экспериментировать с причёской, наверное, не буду.