Top.Mail.Ru
Касса  +7 (495) 629 37 39
Первые показы нового спектакля Андрия Жолдака прошли в Театре наций. Но официальную премьеру решено было сыграть на сцене Театра имени Моссовета. Неудачу теперь проще всего списать на чужое пространство.

Сцена Театра Моссовета, конечно, больше. Гостеприимная площадка, открытая всем новым веяниям и стилям, к Андрию Жолдаку была не добра. Говорят, декорации и всю технику — проекторы и экраны — начали монтировать еще ночью. Тем не менее публика минут сорок провела в светской болтовне и толчее прежде, чем дали первый звонок. Первое действие длилось минут тридцать, не больше, зато второй акт затянулся до одиннадцати. Он шел и шел, и не было ему конца. Во время очередного видеосеанса (а большая часть второго действия прокручивается на видео, актеры выполняют роль слов-связок) хорошо различимая брань взбудоражила до того, казалось, полусонную публику, и целые ряды стали подниматься и дружно выходить из зала. Финальные аплодисменты были короткими, свет в зале не спешили зажигать, дабы, вероятно, не обнаружить сильно опустевший партер.

Жаль-жаль. Предыдущий опыт Андрия Жолдака (сам он даже в московских программках пишет себя на украинский лад — Андрiй), „Федра. Золотой колос”, заставил усомниться в своей правоте тех, кто успел поставить на нем жирный крест. Работу Марии Мироновой единогласно признали одной из лучших, а саму ее - чуть ли не первой трагической актрисой московской сцены. Ну на ярлыки мы горазды, этого не отнять.

В „Федре ” тоже было много видео, яркого и жестокого, с животными, с обнажениями… Это же можно теперь увидеть и в „Кармен ”, только новый спектакль длиннее и к официальной премьере явно не созрел.

Известно, что „Кармен ” вообще очень сложно продвигалась, не столько приобретая и набирая, сколько теряя на своем пути, — на премьерной афише отсутствует имя генератора всей этой затеи, художника и продюсера Павла Каплевича. Еще месяц назад было известно, что в роли Хозе на сцену выйдет Игорь Миркурбанов, в программке его тоже нет, Хозе играет Роман Ладнев. Это то, что известно.

Спектакль состоит из двух частей, причем вторая — продолжение или даже окончание сюжета „Кармен”, вольно сочиненное послесловие с бабушкой Кармен и дедушкой Хосе, начинает спектакль, в то время как сама — более или менее хрестоматийная — первая часть (впрочем, и с нею обошлись тоже вольно) играется после антракта. В первой, „старой” истории — много суеты, сегодняшнего уличного и музыкального шума, но одна сцена запоминается: финальный танец двух стариков, во время которого, медленно поворачиваясь, герои освобождаются, как от пеленок, от старых своих одежд, шляпок, палки и на глазах молодеют — как та бабочка, которая только что на экране проклевывалась и освобождалась от кургузой своей кукольной обертки. Этот ювенильный танец — замечательный, забыть его трудно, да и не хочется забывать.

Говорить о соответствии или пренебрежении классическим сюжетом в данном случае никак нельзя. Среди авторов не осталось места для Мериме — актеры, судя по всему, говорят своими словами: среди авторов, кроме Жолдака, — Мария Миронова и Александр Самарский (он играет Кривого, мужа Кармен). Можно предположить, что и другие актеры, грубо говоря, несут отсебятину, кроме, конечно, тех редких секунд, когда читают стихи — кажется, Лорку.

Неготовность спектакля постановщик пытается выдать за прием, своего рода классику постмодернизма: второе действие начинается с пленки, записанной на репетиции в начале сентября. Жолдак фантазирует, предлагает фантазировать остальным, все курят, пытаются сообразить, как будет монтироваться запись оперы с игрой Мироновой Такой вот напряженный репетиционный процесс, вслед которому начинается феерия видео и живого актерского присутствия с имитацией съемки происходящего на сцене „живой камерой”. Примерно то же, кто помнит, было и в „Федре”.

Можно, конечно, сказать, что у каждого режиссера — своя манера, которую он имеет право так или иначе воспроизводить. Манеру — можно. Технические возможности видеокамеры, равно как и, к примеру, программы, разработанные компанией Майкрософт или Эппл, — из другого ряда. Они скорее стирают стилистические отличия, а не подчеркивают их.

Трудно сказать, как оно было на самом деле. Глядя на сцену, складывалось ощущение, будто бы режиссер на полдороги бросил даже не спектакль, а замысел. Бросил и уехал, вернулся — премьера уже на носу, и тогда эту самую недоделанность и недодуманность он решил выдать за готовый продукт. Благо сил и денег, это видно, вложено было немало. Художник — Юрий Купер, на сцене кроме Мироновой — Елена Коренева, к слову, находящаяся, это тоже видно, в прекрасной актерской форме, опять же видео, которое снимали, как настоящее кино, — с проездами по Арбату, беготней на Пушкинской, заходом в „Шангрилу”…

Вот, пожалуй, и все. Жаль усилий народной артистки Еремеевой — актриса Малого, она играет мать Хосе и всю мощь старой актерской школы вкладывает в коротенький видеоэпизод, читая письмо сыну. Но борьбы старого театра и нового не получается. Старый есть, вот он, вернее, она, Еремеева. А нового нет. Он в процессе. Вернее, в периоде.