В марте Алла Сигалова покажет „Бедную Лизу” в Театре Наций с Чулпан Хаматовой в главной роли. Это будет хореографическая новелла на прозу Карамзина и камерную оперу Леонида Десятникова. В спектакле артисты не произнесут ни слова, а Чулпан Хаматова будет танцевать наравне с солистом Большого театра Андреем Меркурьевым. Без сомнения, это одна из самых интригующих историй на московской сцене в нынешнем сезоне.

— Почему именно „Бедная Лиза”?

— Потому что есть музыка Леонида Десятникова, которую записал на диск Алексей Гориболь. Музыка тут определяющая. Как только я услышала ее, мне сразу стало понятно, что это надо ставить и что это должны быть Андрей Меркурьев и Чулпан Хаматова.

— Вам пришлось ее уговаривать?

— Нет, хотя она очень избирательно относится к работе. Но нас около пяти лет назад свела Галина Борисовна Волчек, которая считала, что мы должны что-то сделать вместе. Пять лет материал не находился, а тут все получилось. Я оставила Чулпан диск на вахте театра, она сразу же перезвонила — „да”. Мы пришли к Жене Миронову, рассказали ему идею, и он сразу сказал „да”. То есть не было ни одного человека, который бы „Бедной Лизе” сказал „нет”.

— Откуда вы знали, что Хаматова сможет танцевать современный балет?

— Я же видела ее на сцене! Кроме того, мне не нужно, чтобы она танцевала. У меня вообще другая профессия. Я занимаюсь синтезом хореографии и драматического театра. Нет артиста, который бы не умел потрясающе двигаться. Только если он бездарен. Бездарные люди, они, конечно, как бревно. А талантливые, одаренные обладают очень интересной психофизикой, ее нужно только уметь вытащить, сделать выпуклой. Чулпан же - потрясающая актриса. В своем поколении актриса номер один. Поэтому у меня не было вопроса, сможет она или нет.

— Вы просите ее заниматься каким-то специальным телесным тренингом для этого спектакля?

— Да, и достаточно тяжелым. У нее в спектакле очень большая нагрузка — час с небольшим она не уходит со сцены.

— Ответ „Не могу, не получается” вы от нее принимаете?

— Я этого не слышала. Она может устать. Лечь на пол. Но она не говорит „Я не могу”.

— Как в хореографии: сначала надо все придумать, а на репетициях воплощать? Или можно придумывать по ходу?

— Конечно, сначала надо придумать. Что-то может меняться в зависимости от тела актера, от эмоций. Но в принципе спектакль надо придумать до того, как входишь в репетиционный зал.

— Когда я перечитала „Бедную Лизу” сейчас, поняла, что это очень жесткая история, совсем не сентиментальная, как мне казалось с юности.

— У нас у всех ощущение от детского прочтения, что это разлюли-малина, а это совсем не так. Это страшная история.

— Про что вы ставите „Бедную Лизу”?

— Про одиночество. Тотальное.

— Как у Платонова?

— Да.

— Вы себя часто чувствуете одинокой?

— Все время. Это основное мое чувство. Я думаю, это вообще нормальное чувство для человека. Просто один себе в этом отдает отчет, другой — нет. Один покорен в этом, другой пытается преодолеть, изменить.

— У Платонова ужасно, что любовь — это шаг именно в одиночество, и только хуже становится после любви.

— Да. Но до этого проживаешь то, ради чего мы живем — когда в тебе растет, вырастает ЧУВСТВО. Все остальное — шелуха, мелочь, ерунда.

— Вы готовы к любой реакции зала?

— Знаете, я настолько не понимаю зал Я это уже миллион раз анализировала, но я говорю на том языке, на котором говорю, и он для меня не является странным. Но приходит зритель и удивляется: „Боже мой, как это все странно, а как, а что ” Поэтому я давно перестала анализировать реакцию публики. И уже давно не пытаюсь предугадать результат. Но в самой работе есть такие счастливые мгновения, ради которых я и занимаюсь этим делом.