Только что сданный в эксплуатацию Театр наций оснащен таким сложным оборудованием, что техники будут осваивать его еще как минимум месяц. Поэтому „Шошу”, первую премьеру сезона и второй по счету спектакль молодого режиссера Туфана Имамутдинова (он закончил ГИТИС только этим летом), играют на верхотуре Театра Маяковского — на его Малой сцене. Старинные театралы вспомнят это пространство по спектаклю „Розенкранц и Гильденстерн мертвы”, что двадцать лет назад поставил здесь Евгений Арье; но тогда посередине зала был выстроен подиум, сейчас же все более традиционно: амфитеатр стульев для зрителей, перед ним сцена.

На сцене три стены, посреди „комнаты” большой круглый стол, справа от стола пианино и стулья для музыкантов (аккомпанируют спектаклю артисты ансамбля еврейской музыки Klezmasters, и не только аккомпанируют, но и исполняют небольшие роли). Где бы ни происходило действие — в доме Шоши, девушки „с отставанием в развитии”, как сказали бы сейчас, а в довоенной Польше просто обозванной полоумной, в писательском клубе, где кормили в долг и куда ходил обедать главный герой Аарон, нищий литературный дебютант, или в квартире его старшего друга, философа Файтельзона, — все случается здесь, у этого стола. А происходят, собственно говоря, очень простые вещи — Аарон, ненароком привлекая внимание то эффектной и добродушной приятельницы Файтельзона, то заезжей американской актрисы, все же выбирает Шошу, возвращается к странной девочке, в которую он был влюблен, когда ему было восемь лет. И понятно, что это не просто выбор женщины, да и скорее не выбор женщины вовсе, это выбор судьбы. Перед войной, имея шанс уехать в Америку, Аарон остается в Варшаве — с Шошей, со своим народом, от которого скоро в этой стране почти никого не останется.

Это в пересказе все звучит так пафосно, прелесть же спектакля Туфана Имамутдинова в том, что пафос в нем отсутствует вовсе. А присутствует недоумение любви: ну вот как это все так случается? Герой сам не знает, почему выбрал Шошу, так же как он не знает, почему выбрал вот эту судьбу, хотя, несомненно, разумнее было бы уехать. К объяснению этого выбора зрителя ведет весь спектакль — череда ярких актерских работ.

Селия Ченчинер в исполнении Натальи Ноздриной — олицетворение первого знакомства героя за пределами строгого хасидского круга: дама смешна и провинциальна, но шокированному герою она представляется удивительно развязной. Каждый жест Ноздриной точно показывает, что свои манеры сама Селия считает революционными и получает от этого удовольствие. А Бэтти Слоним, американскую актрису родом из польского еврейского городка, Ольга Смирнова рисует яркими переходами от „заокеанской” манеры речи к совершенно местечковым интонациям. Сэм Дрейман (Артем Тульчинский), спонсор актрисы, — образцово-американская бесцеремонность, простодушие, громогласность, широта души. В окружении этой шумной компании Аарону (Роман Шаляпин) естественным образом хочется тишины, внутреннего спокойствия. Вот „чистая душа” Шоша, не умеющая вести себя за столом, но навечно преданная герою, и ее разговаривающая притчами мать Бася и становятся для него семьей. Тут надо сказать, как аккуратно и правильно вчерашняя студентка (Полина Стружкова, которой досталась роль Шоши) и опытная, знаменитая актриса (Роза Хайруллина в роли Баси) создают атмосферу этого дома, этой взаимной привязанности. Она во всем — в ладони, которую кладет Бася на голову Шоши (и трогательная ласка, и достаточно жесткое управление — о эти еврейские мамы!), в абсолютном доверии, с которым Шоша подчиняется ей. И герой воспринимает свой приход в этот дом как возвращение — к себе, к чему-то правильному в жизни и единственно возможному.

У Исаака Башевиса Зингера, по книге которого, написанной в 1974 году, и создан этот спектакль, действие заканчивается в Израиле, куда после войны и американской эмиграции попадает выживший герой. Шоша давно умерла, не успев попасть в концлагерь; нет многих из друзей. Но есть чувство, что они рядом и никуда не делись; и есть Израиль — некое правильное состояние, правильное место. В спектакле Туфана Имамутдинова финал поставлен нечетко: неясно, куда вдруг делась Шоша, и лишь герой мрачно сидит у стола, а Бася у дальней стены повторяет фразу про ливший дождь и плывший ковчег. Можно догадываться, что Шоши больше нет, а эти двое выжили, но подразумевается ли, что уже и война прошла или, наоборот, фашистский кошмар еще только предстоит, не определено. Герою не дана другая тихая пристань, есть лишь вот эта, которая тихой уже никогда не будет. И герой от нее никуда не денется. Это наша родина, сынок.