«В детстве я часто изображала Пугачеву. Причем из ее богатого репертуара выбирала самые драматические песни. Есть свидетели, что года в четыре я с большим чувством пела «Жизнь меня порой колотит и трясет…». Представляю, как это забавно выглядело!» — вспоминает актриса.

— Александра, у вас грядет премьера: в Театре Наций вы играете главную роль в новом спектакле «Кабаре». Вы же смотрели одноименный фильм с Лайзой Миннелли?

— Конечно! Я посмотрела его давно, еще на видеокассетах. Фильм произвел на меня большое впечатление. Думаю, я далеко не все тогда поняла, но точно полюбила Лайзу Миннелли. Второй раз видела картину, уже будучи взрос­лой, и с тех пор так и не получилось ее пересмотреть. А в 2011 году мне посчастливилось побывать на концерте Лайзы — в парижском зале «Олимпия». Миннелли была уже в зрелом возрасте. Но тем не менее произвела неизгладимое впечатление.

— Ваш спектакль копирует знаменитый фильм?

— Нет. В «Кабаре», который поставил Евгений Писарев, нет лоска и «перьев», а есть нищета и безнадежность, и люди идут в кабаре, чтобы хоть на время отвлечься. Кстати, у многих сложился стереотип, что «Кабаре» — это прежде всего фильм Боба Фосса. Но в первую очередь это мюзикл, который появился в 1966 году, а экранизировали его только через шесть лет. В разных странах было много театральных постановок, роль Салли исполняли разные прекрасные артистки. Я видела фрагменты с молоденькой Джуди Денч. А недавно целых семь престижных премий Лоуренса Оливье получила анг­лийская постановка, в которой главные роли сыграли голливудская звезда Эдди Редмэйн и потрясающая ирландская акт­риса и певица Джесси Бакли. И каждая талантливая артистка играла роль по-своему. 

— Вы не очень уверенно относите себя к артисткам мюзиклов, хотя за плечами у вас есть спектакль «Чикаго»...

— Это отдельный жанр, отдельная профессия. В «Чикаго» я сложно заходила, не с первого раза меня взяли. Я поющая актриса, но что там, что в «Кабаре» вокальный уровень должен быть очень высоким. Поэтому сейчас, так же как и в 2013 году, когда играла роль Велмы, прежде занималась с педагогом. Мне даже кажется, что это здорово, когда судьба дарит такие вызовы. Зачем приходить в проект, если ты все умеешь? Это абсолютно не интересно. А когда происходит победа над собой — это самое ценное. Так что я и из участия в «Кабаре» надеюс­ь забрать какой-нибудь трофей.

— В телешоу «Танцы со звездами» вашей главной целью тоже было научиться чему-то новому?

— Конечно! То, что мы с Денисом Тагинцевым в проекте победили, — приятно. Но главный трофей — это то, чему я научилась в танцевальном зале. Кстати, в детстве я с удовольствием ходила на хореографию. Мама даже отвела меня на вступительные экзамены в училище при Большом театре. Танцевала я неплохо. Но физических данных не хватало, мое тело — не тело балерины. А еще, когда я сдавала общеобразовательные экзамены, мне очень не понравилась атмосфера. Нас, девочек, рассадили за отдельные парты. Я пыталась что-то списать — тихонько попросила у одной соседки, у другой, а меня отшили! Помню, сидят девочки с пучками-дульками на голове и никак на мою просьбу о помощи не реагируют. К тому же мне сказали, что, если меня примут, надо будет поселиться в общежитии. Я перепугалась: господи, как жить с такими людьми?! В общем, с балетом не сложилось.

— А об актерской профессии когда задумались? Ведь ваша мама Галина Надирли — актриса, папа — знаменитый кинорежиссер Сергей Урсуляк, снявший «Ликвидацию», «Тихий Дон», «Ненастье»...

— О профессии актрисы я не задумывалась. Хотя в школе участвовала в спектаклях, а в детстве часто изображала Пугачеву. Причем из ее богатого репертуара выбирала самые драматические песни: «Приезжай хоть на часок», «Коралловые бусы». Есть свидетели, что года в четыре я с большим чувством пела «Жизнь меня порой колотит и трясет…». В детском исполнении это, наверное, выглядело забавно.

— Так о чем вы мечтали, когда были маленькой?

— Мне нравились те профессии, которые приносят конкретную пользу людям. Я считала, что здорово быть продавцом: резать, взвешивать, заворачивать продукты! А профессии, связанные с сидением, писанием, считанием, казались совершенно неинтересными. Хотя по математике я пятерки получала до десятого класса.

— Как вы все-таки решили поступать в театральный?

— Пошла потому, что не знала, куда идти: школа закончилась и нужно было что-то делать. В свои 16 лет я не понимала, что это за профессия — актриса. Да и сейчас не до конца осознала... 

Везде, куда поступала, я слетела, кроме Щукинского училища и Школы-студии МХАТ. Хотя в моей родне и в окружении все щукинцы, я выбрала МХАТ — чисто интуитивно (у меня интуиция сильно развита). Просто мне больше нравится Камергерский, чем Арбат, здание, педагоги (моими мастерами стали Дмитрий Брусникин и Роман Козак).

То, что нужно пропадать в Школе-студии с утра до вечера, меня не пугало. Я всегда считала: если профессия кажется тебе трудной — меняй ее, а не жалуйся. Сложность была в другом: на первом курсе коллектив должен задышать как единый организм. Но все такие разные, нужна притирка. Через полгода мне показалось, что я больше не могу находиться среди этих людей. Но потом мы сдали зимнюю сессию, ушли на каникулы, и на следующий день я вдруг поняла, что не могу жить без своих ребят. Две недели без общения с ними стали наказанием!

— Некоторые дети знаменитостей отказываются от громких фамилий. Мол, всего сам добьюсь...

— Смена фамилии, как мне кажется, серьезная вещь, которая может что-то по-настоящему изменить в судьбе. Поэтому мне никогда не приходила мысль о такой замене. Моя фамилия на слух не самая простая, но мощная и энергетически заряженная.

— Не сменили вы и Театр имени Пушкина — работаете там уже 19 лет. Я помню, каким успехом пользовался спектакль Козака «Ромео и Джульетта», где вы еще студенткой играли главную роль — вместе с однокурсником Сергеем Лазаревым, выбравшим потом карьеру певца... 

— Девятнадцать лет — это если считать время после училища. А вообще-то на сцене Пушкинского я начала играть еще студенткой — мой педагог Роман Козак тогда как раз его возглавил. После получения диплома меня и пятерых своих выпускников он пригласил в труппу.

— А какое место в театре у вас самое любимое?

— Буфет! (Смеется.) Там уютно, на стенах висят детские фотографии всей труппы, работников театра. Еще люб­лю сцену, гримерную свою — мы в ней «живем» с Аней Бегуновой. Уже много лет ждем капитального ремонта нашего исторического здания, но очередь пока не дошла. И театр сам себя приводит в порядок по кусочкам. Когда в гримерках сделали косметический ремонт, мы с Аней сами купили зеркала, комод, мебель, ковер. Так что у нас в гримерке уютно, как дома.

— Александра, вы снялись более чем в пятидесяти фильмах. Какие считаете самыми удачными?

— Я думаю, что они еще впереди! А если серьезно, я дорожу всеми своими работами — сейчас нахожусь в таком возрасте, в такой форме, что ко мне приходят очень хорошие кинороли. Например, в сериале «Пингвины моей мамы»... 

— За роль в этой картине вас наградили кинопремией «Золотой орел»! Кстати, в этом сериале ваша героиня — многодетная мать. Вы в реальной жизни — тоже. Скажите, а почему, в отличие от некоторых коллег, вы не снимаете в кино своих детей?

— Я с большим опасением отношусь к работе детей в кино. Боюсь, что это может их дезориентировать, неверно направить в жизни. Ведь ребенком на съемках, безусловно, манипулируют — чтобы добиться от него результата. Ему уделяют особое внимание, льстят. И маленький человек может подумать, что к нему все так будут относиться. Что он какой-то особенный. А в кино так: сегодня превозносят, а завтра — «сняли, спасибо, до свидания». И никто не помнит, как тебя зовут. Это опасные вещи, я не хочу, чтобы мои дети с ними сталкивались.

— Чем ваши дети занимаются?

— Сыну Володе четыре с половиной года, он все время что-то строит, какие-то корабли. Но при этом Володя очень музыкальный, и я понимаю, что его надо развивать в разных областях. Думаю, что со следующего года отдадим его в музыкальную школу. А пока он с удовольствием ходит в частный детский садик. Сначала отдали Володю в обычный, но перспектива ходить туда каждый день не очень его соблазнила, быстро стало скучно. А в новом садике творческое отошение к воспитанию, это ему ближе.

Дочка Настя (ей 13 лет) увлекается дизайном и фотографией, разбирается в моде, в макияже. Любит экспериментировать на себе. Может, например, нарисовать зеленые «стрелки». 

— Как вы на это реагируете?

— Я-то нормально. А вот в школе не всем нравится. По-моему, визажист, стилист, парикмахер — это все хорошие профессии. И я жду, что Настя где-нибудь поучится и будет мне помогать выглядеть «на все сто».

Старшей дочери Ане шестнадцать, она недавно получила синий пояс по кудо, это такое боевое искусство. Еще занимается вокалом, серьезно изучает английский, танцует. И вот ей как раз нравится кино, но не с актерской стороны. Прошлым летом, когда ее дед снимал фильм «Праведник», Аня работала у него в режиссерской группе — стажером. Была экспедиция в Белоруссию, и дедушка ее туда взял.

— В «Праведнике» у Сергея Ур­суляка вновь не нашлось роли для вас? Ведь вы у отца только дважды снялись, да и то в маленьких ролях. Ваше сотрудничество, наверное, закончится, потому что в интервью вы неоднократно говорили, что родным людям трудно работать вместе...

— Этот вопрос задают так часто, что папа устал от моих ответов... Да, пока трудно. Но кто знает, может, жизнь так повернется, что у отца будет роль, в которой он увидит только меня, и мне интересно будет ее сыграть. Он ведь в «Праведнике» предлагал сняться, но мы по срокам не совпали. Опять же существует если не страх, то трепет из-за большей ответственности — я не могу подвести родного человека, должна выложиться максимально. А в актерской профессии необходима определенная доля безответственности — это же зона игры, фантазии, легкости. И вот легкости в работе с отцом может не хватать из-за волнения. 

— Вы очень заняты — трое детей, работа в театре, съемки, еще преподаете в ГИТИСе. А как отдыхаете?

— Очень люблю море. Причем в последние годы перестала купаться. Больше всего нравится просто лежать на пляже, читать и слушать шум волн. Самое же главное — чтобы на отдыхе время остановилось и я перестала его считать. Обычно мне надо так много успеть, что я не могу позволить себе просто «провести время». Из-за этого часто нахожусь в напряжении: на что я потратила вот эти полчаса?! Мне постоянно кажется, что я сама себя обкрадываю: могла сделать еще что-то, а не сделала. Понимаю, что так загонять себя нельзя, с этим надо бороться. Вот в отпуске иногда удается попасть в ощущение, что нет никакого времени. Это и есть отдых — когда совесть засыпает. (Смеется.)

— Вас узнают — на отдыхе или в Москве, на улице?

— Нет, потому что вне сцены и съемочной площадки я обычно в таком виде, что мать родная не узнает! Так что мне ничего не мешает ездить в общественном транспорте. Самое удивительное, что после выхода какого-нибудь кино ждешь: вот сейчас все посмотрят и начнут узнавать. Но пока чаще это происходит благодаря спектаклю «Добрый человек из Сезуана». Хотя, казалось бы, у театра не такой большой охват аудитории.

Последний действительно смешной случай произошел в разгар эпидемии. Мы с семьей сидели на карантине на даче — она у нас глубоко-глубоко в деревне, это бывшие владения бабушки и дедушки, где мы построили новый дом. Погода стояла ужасная, весна никак не начиналась. Мы с сыном пошли погулять. На улице — никого. Я в шапке, в шарфе, в капюшоне. И вдруг едет по проселочной дороге машина. Останавливается возле нас, открывается окошко, из него высовывается женщина и говорит: «Спасибо вам большое за спектакль «Добрый человек из Сезуана». Тут я, конечно, отпала. И в очередной раз убедилась, какая все-таки непредсказуемая и прекрасная у меня профессия!