Top.Mail.Ru
Сегодня
19:00 / Новое Пространство. Страстной бульвар, д.12, стр.2
Сегодня
19:00 / Основная сцена
Касса  +7 (495) 629 37 39

В Театре Наций поставили клоунаду по мотивам романа Достоевского

Малая сцена театра Наций – площадка для экспериментов. Молодые режиссеры осваивают ее дерзко и смело, порой открывая новое в знакомых произведениях. Одна из таких необычных премьер состоялась на днях. Режиссер Максим Диденко, уже известный по нескольким ярким работам в театрах Москвы и Питера, взялся за «Идиота» Достоевского и превратил хрестоматийный роман в клоунаду нуар. Черный клоунский юмор, помноженный на экстремальные события, описанные в романе, привел к неожиданным результатам.

Декорации напоминают балаганные подмостки – небольшое возвышение, простая стена. Из дверей вываливаются балаганные шуты с размалеванными физиономиями. Дерутся, толкаются, падают, преувеличенно хохочут, притворно рыдают. То есть ведут себя как настоящие клоуны из хорошего цирка. Героев Достоевского в этих подозрительных личностях признать трудно. Но когда после бурной буффонады пролога развивается история, напоминающая сюжет романа, многое начинает проясняться. Приглядевшись к коренастому разбойнику, изнывающему от ярости и страсти, узнаешь Рогожина (роль поручена Александру Якину). В Настасью Филипповну переодевается долговязый черный клоун демонического вида (актер Роман Шаляпин). Аглаю играет Артем Тульчинский, со вкусом и удовольствием примеряющий маску травести, пародируя женские ужимки, смешно наигрывая притворную стыдливость. Рядом с этой мускулистой блондинкой по законам циркового жанра должен быть тщедушный, хрупкий кавалер. Так и есть. Князь Мышкин – нежное создание, кажущееся совсем бесплотным. Роскошную звезду театра и кино Ингеборгу Дапкунайте в этой роли узнаешь не сразу, настолько велика сила перевоплощения. И это – главная сенсация постановки. Строгий брючный костюм, котелок Чарли Чаплина, грим Марселя Марсо, пластика деревянной куклы – негнущиеся ладошки, мелко семенящие ножки. Ничего женственного, ничего личного. Но суть самоотречения – в безоглядной доверчивости. Дапкунайте, как и ее персонаж, искренне верит в предлагаемые обстоятельства. Взрослая актриса с открытой детской душой – клоун, умножающий печаль. Ее наивный князь Мышкин любит мир и в любви нуждается. Он – ангел, но ангел, прилетевший по ошибочному адресу. У несчастного белого клоуна всегда все неправильно – вот он и мечется, пищит беспомощно, как потерянный птенец. Душевная чистота обречена на гибель так же, как и идеальная красота. Но Мышкин по-детски убежден в обратном. Потому-то и выдержать чудовищную несправедливость, пережить все злодейства и ужасы способен только в образе клоуна.

Действие носится с места на место, как в беспокойных снах. Декорации кружатся вокруг своей оси – то вокзал, то комната, то парк, то кладбище… Работа художника Павла Семченко (прославившегося в инженерном театре АХЕ) полна тонких аллюзий, насыщена образами – на реальные объекты наслаиваются видеопроекции, мультипликационные инсталляции. Клоуны-привидения нагнетают страх и трепет готических романов, тревожат зыбким эротизмом русского декаданса, ошарашивают электрической экспрессией немецких авангардистов… Рогожин (Александр Якин) испепеляет взглядом все, на что ни посмотрит, и его глаза из орбит выскакивают. Огромные зеленые очи разгуливают во мраке сцены сами по себе (такой вот причудливый конгломерат сюрреализма Дали и гоголевских фантасмагорий).

Столь радикальная трактовка классики – деяние рискованное и опасное. Но у спектакля есть все шансы избежать нападок строгих ревнителей школьных учебников. Стоит внимательно вчитаться в роман, чтобы понять: поводы к беспощадной клоунаде заложены уже самим Федором Михайловичем. Все в его романе чрезмерно и чрезвычайно – события, столкновения, характеры, контрасты… А страшный, трагикомический дуэт рыжего и белого клоунов начинается у Достоевского в первой же встрече наглеца Рогожина и кроткого Мышкина.

«Я всегда боюсь моим смешным видом скомпрометировать мысль и главную идею», – словно нарочно цитирует программка слова князя Мышкина. Сам-то режиссер безусловно уверен, что смех не унижает, а напротив, усиливает мысли и идеи. Смыслы романа переплавились в репризы и интермедии естественно и ненатужно. Актеры отстранены от персонажей – клоуны играют не людей, а отвлеченные сущности. Все как в древних игрищах – один изображает ад, другой – рай, третий отвечает за все человечество, а четвертый мается между небом и землей, пытаясь примирить непримиримое.