Спектакль Андрея Прикотенко в Театре Наций.

Последней премьерой сезона в Театре наций стал спектакль Андрея Прикотенко «Бовари». От названия романа Флобера «Мадам Бовари» тут осталась лишь вторая часть, так как режиссер решил сосредоточить внимание не на главной героине Эмме, а на ее муже Шарле. Что из этого вышло, рассказывает Марина Шимадина.

После первой журнальной публикации «Мадам Бовари» в 1856 году Гюстав Флобер, как известно, был привлечен к суду за «оскорбление нравственности и морали». Любовные похождения Эммы Бовари и натуралистические описания ее смерти шокировали французских читателей, но скандал, как водится, только подогрел интерес к роману. Многих также возмущало отсутствие в книге положительных персонажей, так называемая смерть героя.

Петербургский режиссер Андрей Прикотенко, последние годы успешно возглавлявший новосибирский театр «Старый дом», а недавно, после увольнения Тимофея и Александра Кулябиных, перешедший в «Красный факел», словно решил исправить этот «недостаток». Он сделал главным героем — и вполне положительным — мужа Эммы Бовари Шарля, простого провинциального врача, слепо влюбленного в свою жену и не замечающего ее измен. Прием не новый. Так, драматург Василий Сигарев изменил оптику восприятия героев Толстого в своей пьесе «Каренин», которая широко разошлась по театрам страны. А знаменитый Том Стоппард показал события «Гамлета» с точки зрения второстепенных персонажей — Розенкранца и Гильденстерна. Но для такого рода фокусов с вынесением за скобки основного сюжета нужно быть Стоппардом или хотя бы иметь под рукой оригинальную пьесу по мотивам романа — инсценировки тут явно недостаточно.

Шарля в спектакле играет Александр Семчев, и это идеальное актерское попадание. Мягкий, робкий, наивный и трогательный, он смотрит на жену восторженно, как на верх совершенства. Чтобы доставить ей удовольствие и не разочаровать отказом, он решается на авантюрную операцию и калечит больного. И даже когда становятся очевидны ее огромные долги, он продолжает по-рыцарски защищать распоясавшуюся и обнаглевшую Эмму от справедливых упреков своей матери. Самая сильная сцена у Семчева в финале, когда после смерти жены герой обнаруживает ее многочисленные любовные письма и переживает настоящее крушение мира, но находит в себе силы принять и простить.

Роль Эммы досталась Александре Ревенко из «Гоголь-центра», которая раньше уже играла с Семчевым в Театре на Бронной — в спектакле Богомолова «Дядя Лева» по фильму «Покровские ворота». Людочка и Хоботов в новом спектакле поженились, но не стали счастливы. Героиня Ревенко с самого начала холодна к Шарлю и воспринимает замужество как возможность выходить в свет, хоть и с таким супругом-увальнем. Платья Эммы, придуманные постоянным соавтором Прикотенко художницей Ольгой Шаишмелашвили (она же автор сценографии), действительно сногсшибательны. Но актрисе, по сути, нечего играть — она здесь лишь объект любви и обожания. Вся ее настоящая, полная страстей жизнь проходит где-то там, за сценой, за скобками театрального повествования. А дома она томится, скучает и болеет, когда узнает об отъезде своего возлюбленного Родольфа (Олег Савцов). Единственным средством выражения себя, своих истинных чувств для Эммы, ее голосом и ее любовником становится контрабас, на котором актрисе пришлось научиться играть.

Третьим главным героем, замещающим повествователя, в постановке становится персонаж Елены Морозовой. Именно ее ироничный, вкрадчивый, насмешливый голос ведет историю вперед. Актриса не просто читает авторский текст Флобера, но становится неким трикстером, подстрекателем и наблюдателем одновременно. Словно энтомолог, который прокалывает своих подопытных булавками и с любопытством смотрит, как они извиваются.

На одной из прижизненных карикатур Флобера изобразили в виде патологоанатома, препарирующего тело мадам Бовари. Спектакль Андрея Прикотенко тоже похож на такую операцию, только ее объектом становится другой герой. Зеркальная, сверкающая сталью сцена похожа на стерильную прозекторскую. В первом же эпизоде на металлическом столе под простыней лежит Шарль, с которого Елена Морозова с помощью медицинских зажимов снимает одежду. Все дальнейшее действие — лишь флешбэки его угасающей памяти.

В спектакле, как и в романе, много физиологии, впрочем, обыгранной весьма театрально. Тут и хирургические операции Шарля, и кровопускания с целыми фонтанами крови, роды Эммы и ее мучительное отравление мышьяком с обильной рвотой. При всем этом постановку не назовешь натуралистичной. Даже в отталкивающие моменты она остается стильной и отчужденно-красивой. До самого конца зрителю в ней не к чему и не к кому подключиться. И в финале, когда в воздух над сценой взлетают многочисленные платья Эммы, мы получаем чисто эстетическое, визуальное наслаждение, но остаемся с холодным носом. Операция прошла успешно, но пациент оказался скорее мертв, чем жив.