Данилу Стеклову, как и многим детям из династийных семей, особенно актерско-режиссерских, пришлось доказывать, что он занимается профессией не благодаря фамилии. Когда-то то же самое испытала и его мама Агриппина Стеклова, будучи дочерью Владимира Стеклова. Нельзя сказать, что Данил вырос за кулисами «Сатирикона», но с самого детства он считал этот театр родным и исключительно по любви поступил в Школу-студию МХАТ на курс Константина Райкина. А сыграв Ромео в дипломном спектакле, вышел с ним на сцену театра, руководимого его мастером, снискав первую известность и хорошую критику.

Но через некоторое время он принимает неожиданное для всех решение – расстаться с «Сатириконом», чтобы выйти, как он говорит, из зоны комфорта, и переходит в МХТ. Его театральная судьба складывается интересно, с кино же пока роман не такой бурный и яркий, хотя роли в «Подбросах», «Амбивалентности», «Седьмой симфонии» показали нам тонкого и многогранного актера.

25-го января на большой экран выходит картина «Мастер и Маргарита» режиссера Михаила Локшина, где Данил Стеклов сыграл поэта Ивана Бездомного. В преддверии премьеры мы поговорили с Данилом о его работе в картине и об отношении к герою и роману, о любви к чтению и определенным писателям, а также о том, почему он сегодня отдает предпочтение современной литературе.

Даня, как ты попал в проект «Мастер и Маргарита»? И что было раньше: твой Бездомный в театре или в кино?

Я его сыграл в спектакле уже после того, как снялся, года полтора назад. В театре случился форс-мажор, заболел артист, и на замену спектакля срочно поставили «Мастера и Маргариту», а Витя Хориняк, игравший Бездомного, в это время был в другой стране и не смог приехать. Мне позвонили в день рождения посреди ночи и сказали: «Ты же снимался в этой роли, знаешь текст, вот и сыграй». Мы с утра встретились, прошли мизансцены, и вечером я выручил театр. Так я вошел в состав спектакля. А с кино все произошло очень просто и прозаично: меня позвал на пробы режиссер Миша Локшин. Сначала были обычные одиночные пробы, потом с одним партнером, с другим, третьим, затем грим и костюм. И это все длилось месяц или два, я ходил на пробы раз пять. Миша вообще очень подробный, скрупулезный человек и режиссер, и он мне понравился этой своей въедливостью в хорошем смысле слова. И самому пришлось очень подробно готовиться. Я все время волновался перед пробами, хотя у нас сразу сложился контакт с режиссером. Основная сцена, после которой меня, как я понимаю, утвердили, она же моя первая – та, где Бездомный прибегает в ресторан Массолита со свечой и объявляет, что ОН появился.

То есть когда ты пробовался с разными партнерами, уже знал, что тебя утвердили?

Нет, я не понимал этого практически до самого конца. В какой-то момент, правда, подумал, что я один из фаворитов, потому что меня много вызывают, а когда уже позвали на костюм, сообщили, что я утвержден.

Ты очень хотел попасть в этот проект? Если да, то почему? Это одно из твоих любимых произведений или понимал, что фильм в любом случае привлечет к себе внимание, станет событием?

Я не могу назвать себя фанатом «Мастера и Маргариты», хотя читал этот роман еще в школе. Но я как-то сразу больше увлекался Достоевским и современной русской литературой. А в этот проект я просто очень хотел попасть, потому что это произведение каким-то тайным образом стало культовым для всей нашей страны. Роман очень много ставили в разных театрах, и у нас в МХТ он идет уже двадцать лет, и мы играем его по два-три раза в месяц, и выходит третья экранизация, и никого это не раздражает, наоборот. Поэтому мне как артисту, конечно, хотелось прикоснуться к такому удивительному явлению. Хотя, признаюсь, я никогда не понимал, чем этот роман так популярен. Может быть, так происходит, потому что он настолько универсальный, что интересен и молодым людям и пожилым и что это не бульварное чтиво, роман сложный, но при этом не очень мудреный, в большинстве своем понятный всем.

Ты, конечно, знаешь, что твой дед как раз фанат «Мастера и Маргариты»?

Да, я знал это всегда, он и на застольях все время отрывки из романа читает. Он играл Азазелло у Кары, не поэтому ли он стал фанатом? (Смеется.)

Он говорил мне, что полюбил роман намного раньше, и даже рассказывал давнюю мистическую историю, которая произошла с ним в Астрахани, связанную или навеянную «Мастером и Маргаритой». Снимаясь и играя в театре, ты не изменил свое отношение к роману, не понял, отчего возник такой культ?

Пока не понял, но мне самому очень интересно посмотреть фильм, а вдруг... (Улыбается.) Я видел буквально один пятиминутный кусочек на презентации, и это было очень красочно. Фильм, как мне кажется, получился безумно интересный, и он будет отличаться от книги, но не по сути, а по форме.

И все-таки для актера, чтобы хорошо сыграть, надо влюбиться в сценарий или в пьесу, зачастую в героя, и уж точно к нему должен интерес возникнуть...

Еще какой интерес возник! Ведь с моим героем такое событие происходит – он видит дьявола наяву и сходит с ума от этого. Попадает в психушку, где знакомится с Мастером, который рассказывает ему всю свою историю, после чего с ним и случается огромная перемена. Сыграть такое – очень интересная актерская задача. Даже с точки зрения физиологии. Я не знаю, каким Иван у меня получился, надеюсь, что обаятельным и трогательным, все-таки в нем есть какая-то часть меня (улыбается).

​​

Тебе интереснее играть Бездомного в начале или уже изменившегося?

Самым интересным было играть именно переход от адекватности к неадекватности. А сложнее, наверное, все-таки вторую часть, потому что, слава богу, я не знаю, что такое сумасшествие, поэтому приходилось идти интуитивным методом.

Какая сцена далась тебе тяжелее всего или в целом группе?

Сцена на Патриарших прудах была технически, постановочно сложной, она снималась пять дней. Там было много декораций, артистов, массовка, трамваи и при этом постоянно шел дождь. Десять минут прольется, и опять солнце, асфальт только просушили, начинаем снимать, пять минут, и снова дождь, опять мокро, опять лужи надо сушить. Еще я плавал ночью со свечой в Москве-реке. Меня пугали, что будет холодно, но водичка была очень тепленькая, правда, грязненькая. А психологически, актерски сложной я бы назвал сцену в психиатрической больнице. Я очень переживал, к тому же это происходило в один из первых съемочных дней.

Как тебе работалось и общалось с Евгением Цыгановым?

Женя Цыганов – очень умный, интеллигентный человек и артист. Глядя на него, я учился даже неким манерам в кино. Не могу сказать, что мы подружились, потому что у нас разный возраст, но мне с ним было комфортно и приятно, что не часто бывает рядом с такими звездами, но у него совсем нет звездности, обычный хороший мужик, работяга, а на самом деле большой артист.

Когда мы познакомились с твоей мамой, а ей тогда было двадцать пять лет, она все время говорила, что с трепетом и волнением очень ждет тридцатилетия, потому что это возраст булгаковской Маргариты...

Ничего себе, не знал. А Маргарите тридцать лет? Старушка Маргарита (смеется).

Так что будем считать, что ты в этом романе оказался неслучайно...

Булгакову все время приписывают, что у него все неслучайно и что все, кто играют, не случайно играют (смеется).

В театре тебе было легко играть после работы в кино? И сильно ли отличаются концепции? Спектакль я знаю, фильм, естественно, нет.

Я в принципе не люблю, даже ненавижу вводиться в готовые спектакли. Это не совсем благодарная работа, но надо было выручать театр. А теперь я выхожу на сцену в «Мастере и Маргарите» с удовольствием, уже тридцать-сорок спектаклей отыграл, первые пять прошли на нервах. Это то же произведение, что там, что там, хоть у нас в театре не трамвай, а московское метро и Москва нулевых. Во всем остальном режиссер Янош Сас, я думаю, старался угодить Булгакову и не отступать от него.

Ты перечитывал роман перед съемками или хватило сценария?

Я прочитал сценарий. Даже когда мы с Константином Богомоловым выпускали спектакли по мотивам произведений, он нас просил не читать оригинал, потому что он может сильно отличаться. При этом Миша был очень щепетилен в отношении текста. Когда мы начали репетировать сцену, где мой Иван прибегал в Массолит со словами: «Братья по литературе, слушайте меня сейчас внимательно...», это первая реплика Бездомного, Миша сразу подошел ко мне и сказал: «Даня, не братья по литературе, а братья во литературе». То есть даже за такими тонкостями он старался следить. Он был точен и в костюмах, и в реквизите, в разных мелочах. Он перелопатил булгаковские дневники, в общем, проделал колоссальную работу, начиная со сценария, как и его соавтор Роман Кантор. С Романом я познакомился в гостинице в Питере, мы долго сидели, болтали, он образованнейший, начитанный человек, мне с ним было очень интересно общаться. Я полностью доверился режиссеру, вообще не люблю лезть на эту территорию, мне нравится быть просто пластилином в режиссерских руках. Единственное, я написал несколько стихов, и они даже вошли в фильм.

Не знала, что ты пишешь стихи...

Нет, не пишу, у меня только в ранней молодости случались какие-то потуги: коротенькие эпиграммки, четверостишия. И в нескольких сценах на съемках я читал эти комичные стихи. А когда мы летели отдыхать с Петькой и с Надей (жена, актриса Надежда Лумпова – прим.авт.), я в самолете сочинил несколько четверостиший, отправил их Мише, на что он сказал: «Супер, будем использовать!» И они остались в монтаже.

Ты любишь поэзию?

Поэзию я в принципе люблю, но не особо в ней разбираюсь. Какое-то понимание современной поэзии дала наш педагог и режиссер Марина Брусникина в Школе-студии, но я все равно не эксперт. Я всегда восхищался тем, как мой мастер Константин Аркадьевич Райкин читает стихи, он нас учил этому, но сам я никогда не был близок к жанру поэзии.

А какая линия в романе тебе интереснее?

Я же читал это в школе, а в институте куски перечитывал, но всегда была интересна свита со всеми их проявлениями.

Понимаю, мне тоже эта линия интереснее всего. Поэтому роман у меня несколько распадается, а вот «Белую гвардию» или «Театральный роман» я люблю целиком.

Я тоже люблю «Театральный роман», и «Белая гвардия» мне нравится больше, чем «Мастер».

А как книга попала к тебе в школе? Кто-то из родных дал, посоветовал?

Не помню, кажется, это надо было читать в старших классах. Я рано начал интересоваться литературой и каким-то образом набрел на эту книгу.

Это была первая вещь Булгакова у тебя?

Да. Все остальное в институте было читано. По русской литературе, которую вел на нашем курсе выдающийся педагог Дмитрий Петрович Бак, у нас была огромная, просто неподъемная программа, и, конечно, не все, но большинство книг оттуда мы прочитали.

В МХТ «Белую гвардию» ставили, когда ты еще не учился в Школе-студии, но она долго шла. Прикоснуться к этому прекрасному спектаклю, бегая юнкером, не пришлось?

Нас как раз брали туда в массовку, но Райкин не отпустил, потому что мы репетировали тогда «Ромео и Джульетту».

И «Бег» тоже прошел в театре мимо тебя...

Да, а как зритель я много версий «Бега» видел. Недавно в «Ленкоме» посмотрел, там Володя Большов (отчим Данилы, актер «Сатирикона» – прим. авт.) Чарноту сыграл, в «Щуке» смотрел спектакль Павла Любимцева, в МХТ само собой. Люблю эту пьесу, она потрясающая. Никто вообще не спорит, что Булгаков – великий писатель.

Ты любишь заглянуть в книжный магазин или читаешь чаще и все новое в электронном виде?

Нет, я люблю бумажные книги, мне нравится, чтобы они потом оставались дома. Но в магазинах стало все так дорого, что я заказываю книги на маркетплейсах.

Важно ли тебе качество книги, ее внешний вид?

Какая у нее бумага или в каком она переплете: мягком, твердом – не так важно. Иногда удобнее мягкий переплет, если это лето, например, и у тебя поясная сумка, а иногда – твердый, если это толстая книга и нужно, чтобы она не развалилась.

Ты вообще не читаешь в электронном виде? Понятно, что держать в руках книгу приятно, листать ее, видеть, сколько страниц осталось, но и в электронных есть преимущества: можно читать, когда темно, увеличивать шрифт и взять много желаемого с собой, не утяжеляя чемодан...

А я полетел сейчас на съемки и взял бумажную книгу с собой, «Возможность острова» Мишеля Уэльбека. До этого прочитал его «Серотонин», потрясающий роман. Я вообще люблю этого автора, подсел на него давно.

Чем он тебе так близок?

Тем, что он грустный, депрессивный и правдивый, такой французский Достоевский. Может быть, это прозвучит пошло, но для меня грустное или трагичное гораздо больше искусство, нежели что-то веселое.

Твой дед опять же обожает Достоевского и играл в молодости Мышкина, а еще помню, что ему очень нравились название и сама книга Франсуазы Саган «Здравствуй, грусть». Прямо генетическое сходство...

Не то чтобы генетическое, мне кажется, это в принципе вкусовщина. Все мои близкие знакомые любят и считают, как и я, настоящим искусством трагические произведения. Хотя и комедии бывают прекрасными.

Конечно, ведь еще Пушкин говорил: «Откупори шампанского бутылку иль перечти «Женитьбу Фигаро». Хотя главный монолог Фигаро там все-таки трагический. Ты любишь Достоевского, а я сейчас сталкиваюсь с большим количеством твоих коллег, которые считают вредным и безнравственным его творчество, его копание в негативе. Например, Женя Ткачук говорит, что Федор Михайлович запустил механизм саморазрушения в человеке...

Я слышу Женю, но не поддерживаю его. Копать нужно столько, сколько копается каждому человеку, как можно глубже и шире, и кто как хочет. Кому что вредно или полезно, решать ни Жене, ни мне, ни тебе, никому. А что надо читать?! Каждый волен любить, кого хочет. И я могу понять, что не надо давать читать Достоевского десятилетним детям, но уж совершеннолетним-то точно можно.

А как ты познакомился с Достоевским? Это было «Преступление и наказание», которое в школе проходят, или что-то другое? И какое его произведение самое твое?

Я все люблю. Сначала, да, было «Преступление и наказание», потом «Записки из подполья», а следом все пошло: «Бесы», «Карамазовы», «Бедные люди», «Униженные и оскорбленные»... Достоевский говорит о русском человеке и о жизни. А жизнь, я считаю, не очень легкая, я бы не сказал, что это праздник, родился – и веселись. Нет, жизнь – это в том числе и страдание.

Читая что-то знаковое, классику или современное, то, что, возможно, будут ставить или экранизировать, можешь это делать отстраненно, не примеряя на себя понравившегося, интересного героя?

Я не такой нарцисс, чтобы видеть себя в каких-то персонажах. Но есть роли, которые я хотел бы сыграть, и их очень много, у Достоевского вообще любую. Как и у Булгакова. Хотя, конечно, лучше какую-нибудь главную, потому что у Федора Михайловича такие герои всегда мучающиеся, они ищут смысл жизни и правду в ней.

А ты скорее выбрал бы героя, который тебе непонятен как человек, или того, в ком есть черточки твоего характера, но можно в себе еще больше разобраться, покопаться?

Например? Смердякова сыграть? (Смеется.) Пока не могу, это роль для Вербицкого. Я играл в «Карамазовых» и Снегирева, и Ферапонта, но я маленький был тогда, и потом Ивана в спектакле Виктора Рыжакова, а близок мне Митя.

А Раскольникова хотел бы сыграть?

Хотел бы, но уже сыграл Иван Янковский (улыбается).

Но есть еще театр и родной МХТ, да мало ли где случится. Вот ты же сыграл Гришку Отрепьева в «Борисе Годунове» в Театре Наций. Насколько тебе было интересно войти в эту воду, имею в виду и произведение, и этот театр?

Я не настолько рвался именно в Театр Наций, хотя это, безусловно, интересный театр, насколько мне понравился режиссер и материал. Это великое произведение и обалденная роль, о которой можно только мечтать. И решение режиссера нашего спектакля мне безумно интересно. Скажу только, что действие перенесено в наши дни и все происходит в обычном спортивном зале. Но это метафорическое пространство.

Тебя позвали сразу на роль или проходил кастинг, как периодически бывает в Театре Наций?

Никакого кастинга не было, просто пригласили на роль.

Волновался перед первой репетицией?

Нет, там была такая хорошая атмосфера, что я совсем не волновался. У нас прекрасная компания: Игорь Гордин – Годунов, Юля Хлынина – Мнишек и Катя Воронина, Виталий Коваленко – Пушкин.

Когда вы сдавали спектакль, Женя Миронов что-то говорил тебе?

Говорил, но я не хотел бы это выносить на публику. Он же сам играл Отрепьева, поэтому, конечно, ему было что сказать.

Да, и играл его у Доннеллана прекрасно, и спектакль тот был тоже перенесен в современность, что тогда в 2000 году еще удивляло. Ты доволен тем, как у тебя все развивается в театре?

Да. Хотелось бы, чтобы в кино у меня были роли помасштабнее, пообъемнее, мне кажется, я это уже могу и готов к ним.

А вот твой коллега по театру Артем Быстров считает, что неважно, насколько большая роль, главное, чтобы она была яркая, с интересными проявлениями. Хотя я сказала, что на большом объеме есть где развернуться, и он с этим согласился.

Я Тему тоже слышу, но он сыграл уже много больших и главных ролей, поэтому может так говорить, а я сыграл уже столько маленьких, что хочется большой (улыбается).

А в сериале «Аутсорс», о котором тоже уже пишут, потому что тема очень серьезная и Ваня Янковский играет, у тебя, кажется, большая или главная роль?

У нас у всех там главные роли, потому что мы играем пятерых коллег, которые работают вместе. Там и женские роли прекрасные. И я считаю удачей, что попал в этот проект. Я очень полюбил режиссера Душана Григорова. Я у него снимался прошлой весной в сериале «Трасса», и это было прекрасно, мы с ним совпали во многом.

«Аутсорс» – это история, связанная со смертной казнью. Не страшно вариться в таком материале?

Нет, не страшно, даже интересно. Наша профессия как раз тем и прекрасна, что можно пробовать то, что ты в жизни никогда бы не попробовал.

Когда я прочитала, о чем «Аутсорс», мне показалось, что тема слишком тяжелая, хотя, конечно, важно, как это сделано, с безысходностью в финале или нет. Помню, как Михаил Козаков мне рассказывал, как к концу одного спектакля ему казалось, что на него сыплются черепки тушканчиков, и говорил, что когда это искусство, то после самого мрачного зрелища ты должен выйти с катарсисом, с надеждой...

У нас там достоевщиной попахивает. Но я, наоборот, люблю плакать и нервничать на спектакле или в кино и даже на диване за просмотром фильма или сериала. Если начинает потряхивать, значит, искусство в тебя попало. Мне кажется, в том, что ты не остался равнодушным, есть что-то божественное.

Я очень хороший зритель и легко подключаюсь и всегда сопереживаю, но самые трагические спектакли и фильмы заставляют тебя плакать и страдать, однако уже на поклонах и аплодисментах ты испытываешь восторг от того, как это сделано, и тот самый катарсис, а не выходишь придавленным...

Я в этом смысле люблю то, что бьет по голове.

Я никогда не была фанаткой Шекспира, первый раз подключилась к нему на давнем спектакле Петера Штайна «Гамлет» с Женей Мироновым. А у тебя уже случилось несколько контактов с этим автором, да и первый взрослый выход на сцену произошел в роли Ромео с дипломным спектаклем, который взяли в репертуар «Сатирикона»...

А я фанат Шекспира. И играл его уже много, и все началось с «Ромео и Джульетты» в «Сатириконе», потом был «Макбет» в МХТ и «Венецианский купец», но как-то для меня роман с этим драматургом все равно не складывался. Я видел удачные спектакли по нему только у Юрия Бутусова. «Король Лир», «Ричард III» в «Сатириконе» шли долго, он вообще много Шекспира ставил, что-то я даже ездил смотреть в Питер, всегда следил за его творчеством. Последним из его спектаклей видел «Короля Лира» в театре Вахтангова.

Из двух «Лиров» какой бы ты выбрал?

Конечно, сатириконовский.

А почему, как ты думаешь, твои отношения с Шекспиром складываются не так, как ты бы хотел? Мне кажется, твой Ромео был очень современным, но таким же горячо влюбленным, дерзким и чистым мальчишкой, и история очень трогала...

Я бы не сказал, что у нас прямо такой уж Шекспир был. Хотя мы очень подробно его изучали, разбирали, как всегда у Константина Аркадьевича Райкина бывает. Но во всех трех шекспировских спектаклях со мной я чувствовал какую-то недосказанность и то, что это не до конца Шекспир. А вот Медведенко в «Чайке» Константина Богомолова в «Табакерке» я играл, и даже в этой маленькой роли у меня было ощущение чего-то важного, правильного, какого-то попадания. Может быть, с Шекспиром существуют трудности перевода и в этом заложена некая проблема. У нас его любят за страсть, за широкие мазки. Да, тут даже говорить нечего, он просто гений и все, но играть и ставить его очень сложно.

Кстати, Шекспир – это ведь не только трагедии, но и комедии. Были легендарные спектакли по «Двенадцатой ночи», например: в 1970–80-тые годы в «Современнике», а в 1990–2000-е в «Мастерской Фоменко». Недавно у вас в МХТ состоялась премьера по пьесе «Как вам это понравится». Как ты относишься к его комедиям?

Премьеру я еще не смотрел, но у меня почти всегда ощущение, что это не совсем Шекспир. Верю только Бутусову (улыбается), он переводит все в трагическую плоскость. Я в принципе хорошо отношусь к комедиям, но, как уже говорил, больше люблю трагедии. И в нашем кино я давно не видел великих или роскошных комедий.

А я вот видела, например, «Нежность» Анны Меликян – это шедевр, да и второй сезон по ее же идее хорош, прекрасны «Исправление и наказание» Анны Пармас, «Иванько» Ксении Ворониной, «Крутая перемена» Карена Оганесяна, еще есть. Тебе неинтересно было бы сыграть в хорошей комедии, попробовать себя в новом жанре?

Я постараюсь посмотреть что-то, но сейчас такой период, что совсем не хочется сниматься в комедии, хотя я никогда этого и не хотел.

Странно, ведь у тебя же прекрасное чувство юмора. А рассказы Чехова ты любишь или такую литературу, как Зощенко, Ильфа и Петрова, Джерома К. Джерома, Бомарше, Шоу? Помню, как в студенчестве я читала в метро «Трое в лодке, не считая собаки» Джерома и хохотала на весь вагон, как и над некоторыми рассказами Зощенко, например. Были ли книжки, над которыми ты хохотал?

Чехова я люблю, но больше все-таки его пьесы. А вообще я могу что-то смешное почитать и комедию посмотреть, но, чтобы я ухохатывался над чем-то, не помню.

А пьесы Чехова ты воспринимаешь, как он сам обозначал или как?

Нет, не комедиями, все пьесы Чехова – трагедии для меня.

На сегодняшний день у тебя есть любимая пьеса Антона Павловича?

Нет, не могу выделить какую-то одну, мне все нравятся. Они все для разного возраста артистов, для разных периодов жизни и все должны прийти в свое время к каждому артисту.

Есть роль у него, о которой ты грезишь для себя сегодняшнего или на будущее?

У Чехова я бы хотел сыграть всех. Конечно, главные роли хочу еще больше, но у него, как и у Шекспира, наверное, нет вообще маленьких ролей. Медведенко – маленькая роль, но такая объемная, такая глубокая, такая трагичная, что я с большим удовольствием ее играл.

Твой любимый Константин Богомолов ставил и ставит и советскую драматургию. И в принципе она сейчас переживает на театре второе рождение, хотя особо ее и не забывали. А ты в этом пласте разбираешься, может быть, любишь каких-то авторов, пьесы, спектакли?

Нет, не знаю и совсем не разбираюсь при том, что я, конечно, многое смотрел, и в театре Фоменко «Пять вечеров» Володина, и сам играл в институте его же «Назначение», но так до сих пор эту пьесу и не понял.

Как происходит у тебя знакомство с новыми произведениями и авторами, как выбираешь их? Читаешь то, что читают все, то, что модно или, наоборот, тогда не возьмешься за это?

Почему? Часто это действительно интересные вещи, которые будоражат многих. Если мне кто-то из тех людей, вкусу которых я доверяю, что-то советует почитать, особенно современное, я сразу беру книжку. Например, энное время назад мой друг Максим Стоянов рассказал о романах Кирилла Рябова. Сначала я прочел «777», в фильме по которому Макс недавно снимался, а потом и второй роман писателя «Пес». Мне понравился стиль, это такое бульварное чтиво, но только о русской провинции. Глуховского (признан иноагентом на территории РФ) люблю. Мне кажется, нужно читать современную литературу, это адекватно, зачем брать что-то двухсотлетней давности, когда есть столько живущих рядом с тобой писателей. Гениальны они или нет, рассудит время, но, по-моему, очень интересно изучить то, что написано твоим современником.

Читаешь ли книгу до конца, если не идет?

Нет, честно говоря, даже не начинаю, если мне не нравится сразу, с первой страницы. Вообще стараюсь читать то, что, знаю заранее, мне понравится. Поэтому если мне что-то не заходит, я просто откладываю книгу.

Кто и когда привил вкус к современной литературе?

Я вспоминаю, что лет пятнадцать назад на первом курсе института я прочитал книгу Романа Сенчина «Елтышевы», которая меня просто потрясла – такой это страшный и горький роман. Это было, возможно, не первое мое современное произведение, но что-то из первых, поэтому потом я пошел дальше по российским писателям, читал Елизарова, Иванова, Пелевина, Водолазкина, и мне все это очень нравилось и нравится, разные их вещи.

Недавно получил сильнейшее впечатление от «Благоволительниц» Джонатана Литтелла и открыл для себя Лимонова, Маркеса, Томаса Манна, так что я не только современное читаю, а могу и что-то перечитать. А вообще столько еще всего непрочитанного... У меня есть целый список книг, которые я очень хочу прочесть, и о скольких я еще не знаю.

А есть книга, которая тебя не просто эмоционально перевернула, а помогла что-то понять, изменила в чем-то, вытянула из какого-то состояния?

Я не могу назвать одну такую книгу. Тот же Уэльбек, например. А «Степной волк» Германа Гессе очень помог в институте, вытянул меня в сложном периоде. Сначала я прочел его же «Сиддхартху», потом эту, но обе книги в меня попали.

Как ты в детстве полюбил читать, кто привил интерес к литературе и к этому занятию?

Я думаю, что, во-первых, тогда почти не было никаких гаджетов и развлечений и чтение было самым доступным из них. И как-то я втянулся. А вообще, мне кажется, у человека либо есть влюбленность в чтение, либо нет. Вот сейчас я летел четыре часа из Минеральных Вод и все это время сидел с книгой Уэльбека «Возможность острова», и это такое удовольствие – читать. Сейчас прямо жду, когда лягу в кровать и открою книжку перед сном. Мне кажется, если человек читает с детства – это просто данность, приучить к этому невозможно. Хотя, наверное, пробовать надо, но в какой-то момент каждый сам делает выбор, либо читать всю жизнь, либо не читать.

Можешь читать до утра, если книга очень увлечет?

Да, когда мне очень нравится книга, иногда не могу остановиться и действительно читаю всю ночью взахлеб. Но стараюсь все-таки спать, читать часок перед сном. И чаще всего, конечно, удается открыть книжку в самолете, в переездах, в вагончике на съемках в перерывах между своими сценами.

Твоему сыну Пете уже пять с половиной лет. Ты читаешь ему книжки, покупаешь, а может быть, он уже сам что-то читает?

У меня всем этим заведует жена, она покупает ему огромное количество современных детских книг. И, конечно, мы читаем с ним сказку каждый вечер.

Если бы отправлялся в космос на год и можно было бы взять с собой пять-семь книг, что выбрал бы и почему?

Это очень сложный вопрос, потому что придется же читать одну и ту же книгу не один раз. Думаю, взял бы то, что еще не читал, что-то большое, какое-то собрание сочинений. А из любимого всего «Гарри Поттера», Томаса Манна «Волшебную гору», собрание сочинений Достоевского, ящик с современной русской литературой 2024 года и всего Мишеля Уэльбека.