В Театре Наций дают «Гаргантюа и Пантагрюэль». Только для взрослых

Гомер, Вергилий, Рассказчик, Дирижер, Конферансье, Человек от Театра — это все Сергей Епишев /фото: предоставлено Театром Наций

Мама-привидение (Дарья Мороз) будет вечно преследовать Пантагрюэля

Режиссер Константин Богомолов поставил вызывающе ненормативный спектакль без единого ненормативного слова. Окруженные запретами «взбесившегося принтера» Государственной думы, российские художники ищут возможности свободного существования в профессии. Ищут лазейки. Ищут сценическую правду в государстве тотального вранья. Пытаются создавать реалистические картины, не отрывая карандаша от бумаги, — потому что, если оторвешь карандаш, его тут же выбьют из твоей руки. Хорошо, если не зубы.

Художники разбились по лагерям: кто-то привычно встроился в румяные ряды и зашагал в ногу с народом, кто-то распихивает по карманам вялые фиги и достает из рассохшихся сундуков пожелтевшие словари «эзопова языка», кто-то начищает лыжи и расписывает далеко вперед зарубежные контракты, а кто-то упорно продолжает жить в своем свободном мире, предпочитая не замечать ни угроз, ни окриков, ни беснующихся дикторов центрального ТВ.

Богомолов — из последних. Во всех смыслах.

Сказку про добрых обжор-великанов мы все читали в детстве, не подозревая о том, что существует ее нецензурированный недетский вариант. Совершенно непристойный, напичканный скабрезностями, сальными шутками, глумлением над общепринятыми «святынями».

Что делать мыслящему, избалованному абсолютной свободой, хорошим образованием, мудрыми родителями и чуткими учителями человеку в эпоху неотвратимо надвигающейся тотальной несвободы? Что делать художнику, со всех сторон обложенному государственными запретами и воинственным ханжеством большинства. «Делай, что хочешь», — нашептал Рабле Богомолову. И девиз раблезианского «Телемского монастыря» — общества свободы и самоорганизации — стал главной движущей силой спектакля.

Не нарушая ни единого запрета, Богомолов поставил вызывающе свободный спектакль, взрывающий все возможные табу, спектакль с трагическим подтекстом и лирической светлой душой. Исполненный с хулиганской бесшабашностью, каким-то бесстрашным мальчишеским задором, за которым угадываются печальный опыт и натруженная язвительная ирония человека, потерявшего надежду. Это спектакль мальчика-мудреца, старика-ребенка. Но не маразматика, нет, не пугайтесь.

Не нарушая ни единого запрета, Богомолов поставил вызывающе свободный спектакль, взрывающий все возможные табу.

Сказочное Зазеркалье, выстроенное авторами (художник Лариса Ломакина), — это такой «Конек-Горбунок» наоборот: вместо огромной рыбы-кита, на которой умещались леса-поля-деревни, нас затягивают в огромную кроваво-красную пасть. Внутренний (буквально!) мир бескрайнего желудка Гаргантюа вмещает в себя домашнюю утварь, кровати, диваны, шкафы, столы и стулья, лампы, люстры и торшеры и неоновую вывеску загадочного слова «TRINK», смысл которого объяснится ближе к финалу.

За время спектакля мы, кажется, узнаем все о физиологических особенностях главных героев — от Первой Какашки (именно так, имя собственное, потому что Первой Какашке будет выделен отдельный торжественный выход с песней «Первый поцелуй, первая гроза, первое хочу, первое нельзя») до последней отрыжки.