В Новороссийске прошел XVI Фестиваль театров малых городов России, организованный Театром наций при поддержке министерства культуры РФ. В нем приняли участие коллективы из Краснодарского края, Свердловской , Тамбовской, Калининградской, Омской, Саратовской, Самарской, Ивановской, Ленинградской областей, из Республики Татарстан,  Удмуртии и Красноярского края.
Спектакли большой и малой формы, русская классика, зарубежная проза и драма,  пьеса мусульманского Востока, классическая русская сказка, молодые режиссеры, охотно работающие с артистами далеких маленьких городов, театры-фавориты фестивалей и театры-совсем еще новички – палитра была необычайно разнообразна, и главная ее краска – живой, увлекательный  процесс существования российской сцены. Отсюда и самые неожиданные творческие союзы, и репертуарные находки, и жанровые эксперименты. В Кинешемской драме возникает музыкальный (практически мюзикл) спектакль «Снегурочка». В маленьком татарском городе Мензелинске играют азербайджанского классика, а ставит пьесу «Иблис» (Дьявол) якутский режиссер. В Выборге старая сказка «Черная курица» превращается в сумрачную, с постмодернистским налетом историю о проблемах взросления («Урод@добрый мальчик»). В Каменске-Уральском предпринимают попытку сыграть современный триллер («Девочка из переулка. Хэллоуин»). В Набережных челнах возникает ярко антивоенный, экспрессионистский спектакль «Карл и Анна» по пьесе немецкого реалиста Леонгарда Франка. В Таре звучат со сцены леденящие кровь воспоминания поволжских немцев, сосланных во время войны в Сибирь и обреченных на вымирание («Папин след» по повести Гуго Ворсмбехера). В глазовском театре «Парафраз» оживает шедевр Рэя Бредбери «Вино из одуванчиков». В тольяттинском «Колесе» повесть Льва Толстого «Отрочества» предстает страшноватым и сновидческим, в духе картин Тима Бёртона рассказом о трудном подростковом периоде.   

А рядом с неожиданными репертуарными и жанровыми поисками – вечная классика: «Смерть Тарелкина» (Серовская драма), «Три сестры» (Мичуринский драматический театр), «Ревизор» (Советск, Тильзит-театр), «Екатерина Ивановна» (Минусинский драматический театр), «Мертвые души» (Лесосибирск, театр «Поиск»). 

Знаменитый режиссер Алексей Песегов помещает жесткое реалистическое сочинение Леонида Андреева в эстетику немого кино. Красоту «павильона», его нежность и прихотливую тайну обеспечивает сценограф Светлана Ламанова. Отличные артисты минусинской труппы ловко присваивают рисунок,  а перипетии жизни Екатерины Ивановны опрокидываются при этом в жгучую мелодраму. В комедии Гоголя, поставленной Артемом Терехиным, действие, благодаря художнику Алине Бальковой, разворачивается одновременно на нескольких уровнях зеркала сцены. Мы видим, как изнывают от безделья жена и дочь Городничего; как слуга Осип валяется на хлестаковской кровати, в то время как в покоях городского головы проходит важное «совещание»; как Хлестаков пишет письмо Тряпичкину.  Таким образом, панорама жизни города N явлена сразу, скажем так, симультанно, и не оставляет сомнении в скверной сути этой жизни. Остается лишь детализация: компания чиновников здесь спаянный круговой порукой, «дружный коллектив», да и Хлестаков, похоже, того же роду-племени.

Спектакль «Иблис» основан на непривычной нашему слуху эпико-романтической восточной драме, где антивоенные настроения переплетены с мистикой и суфийской философией. Радикальный по своей репутации режиссер Сергей Потапов на этот раз с удивительным смирением следует за запутанным сюжетом. Однако перед нами совершенно иная, чем в современном европейском театре, наивно-патетическая, доверчивая к невероятным обстоятельствам культура актерского исполнения и она, признаться, завораживает. В особенности, гибкий, пластичный, необычайно выразительный Рустем Зиннуров, играющий Дьявола (ему присужден за эту роль приз «Надежда»).

В «Карле и Анне» режиссер Денис Хуснияров пробует эстетику брехтовской притчи, но с малыми дозами экспрессии, зато с продолжительными зонами напряженного молчания и филигранной, почти натуралистической актерской игрой (в особенности это удается Анне Дунаевой и Александре Комлевой, удостоенных призов за лучшую женскую роль). Сценография Елены Сорочайкиной во многом определяет здесь не только образы, но и смыслы. Малое пространство игры разделено  двумя наклонными помостами из досок, они – и пол скромного сельского жилища, где женщины ждут с войны мужчин, и голый военный плац. Но, самое важное, – между помостами зияет щель-ров, напоминающая мрачный окоп, и одновременно являющаяся разделительной чертой между исковерканными войной судьбами.

О «Смерти Тарелкина» режиссера Павла Зобнина, об этой сценической феерии на тему российского беспредела, одетой художником Евгением Лемешонком в костюмы нескольких, но одинаково подмятых под  чиновничий произвол эпох, журнал уже писал во втором номере нынешнего года (см. статью «В будущем объявлено благоденствие»). Остается лишь добавить, что спектакль Серовского театра получил гран-при фестиваля в разделе «большая форма». В «малой» же победили лесосибирские «Мертвые души» режиссера Олега Липовецкого. Три актера (а их в труппе всего семь!) с виртуозностью итальянцев, чьи комедийные традиции очень любил  Гоголь, играют всех персонажей поэмы. Об их фантастических перевоплощениях в ходе действия, об общем замысле этого сценического рассказа о нескончаемом российском путешествии плута вы прочтете в этом номере журнала.

А вот о «Снегурчке» режиссера Александра Огарева и «Вине из одуванчиков» Дамира Салимзянова хотелось бы рассказать отдельно. «Снегурочка», пьеса, самим Островским названная  экспериментальной, опрокинута Огаревым и художником Асей Скорик в мир соц-арта. Действие происходит в советское время рубежа 50-60-х годов. В воздухе разлито оттепельное мироощущение. Царит легкое помешательство на здоровом образе жизни, и вот мы в парке культуры и отдыха, где оздоровляются бодрые лыжники и конькобежцы, звучат из репродуктора светлые мелодии, мороженщица катит тележку, а молодежь – огромные снежные шары. Это долгожданное время интереса к человеку и его приватным чаяниям, и вот уже сам Берендей, похожий тут на крупного партийного босса, говорит, что все в его владениях должны быть счастливы. А все же Снегурочка, существо отдельное, угловатая девочка из интеллигентной семьи со скрипкой в руках, никак не вписывается в массовые картины здорового энтузиазма. Тянется к стиляге-Лелю, любимцу веселой публики и номенклатурных дам, однако не получает взаимности. Постепенно веселая непритязательная возня скатывается в трагедию: Снегурочка-таки испытывает подлинные муки страсти, которые таких, как она, не излечивают, напротив, ломают. Стихия «культуры и отдыха», вполне себе человеколюбивая, все же по-прежнему, как оказывается, не склонна ориентироваться на индивидуальность, ей милее коллективные песни и пляски. Драматические артисты из Кинешмы демонстрируют в спектакле хорошие вокал и пластику, а сама идея временного переноса и адаптации к нему текста Островского, конечно же, вызывающая вопросы, кажется все же жизнеспособной. Ведь основной драматургической коллизии она никак не нарушает, но свежей театральности явно привносит. 

Глазовский театр «Парафраз», где Дамир Салимзянов является и режиссером-руководителем, и актером, и зачастую сценографом, абсолютно авторский. С особым, легким и вольным игровым азартом здешние артисты разыграют вам, что сложнейшего Кафку, что простую и увлекательную Агату Кристи. Давний и плодотворный сговор со зрителем: мы даже не превращаемся, мы просто разыгрываем, думая и чувствуя, как автор и персонажи, но и (важнейшее свойство!) как люди сегодняшнего дня - срабатывает каждый раз.  В «Вине из одуванчиков» главные действующие лица дети, и взрослые артисты на маленькой сцене не пытаются ими прикидываться. Одетые в смешные, какие-то универсально «детские» платья и штаны, они здесь ведут себя взрослее, чем старики которых играют совсем молодые исполнители. Возникает умный и щемящий контраст: старики наивны и обидчивы, как дети, дети же  уверенны и жестоки, как взрослые. Гениальное сочинение Бредбери об аберрации времени и возраста, об особом воздухе детства и болезненном периоде взросления воплощается глазовцами с восхитительной степенью художественной свободы. Летящий танец детей, обутых в те самые теннисные туфли, которым  Бредбери спел настоящую оду, невозможно забыть. В миг, когда главный герой Дуглас, сыгранный самим Салимзяновым (приз за лучшую мужскую роль), уже столкнувшись с разлуками и смертями, осознает себя по-настоящему живым и ответственным за мир вокруг, у зрителя перехватывает горло. Такой театр, в общем-то. скупой на всякого рода ударные выразительные средства, будь то актерские штучки  или сценографические красоты, оказывается необычайно содержательным в своей человечности, образности и умении разбудить зрительскую фантазию.