В Театре Наций премьера — «Камень». Одним из авторов постановки стала художник Галя Солодовникова. «ВД» встретился с Галей в парке «Музеон», где она работала над своей новой инсталляцией.

Что это за инсталляция, от которой я вас отвлекаю сейчас?
«Щупальца мухоловки». Это будет круг из световых столбов, почти алтарное пространство на полянке в парке «Музеон». Лампы — из пластиковых бутылок. Делаем эту инсталляцию для фестиваля искусства ресайклинга «Реформа» — показываем, что можно перерабатывать отходы и даже создавать из них предметы искусства.

Когда идешь на интервью с дизайнером одежды, ломаешь голову, что надеть. Вам важно, как одеты окружающие?
Конечно. Огорчает, что люди в основном носят черное, серое — особенно зимой, когда и так не хватает цвета. Хочется больше разнообразия, ведь пространство и настроение вокруг создаются самими людьми.

О чем ваш новый спектакль «Камень»?
Это немецкая пьеса о переосмыслении прошлого, об ответственности за свою историю. Это важно не только для Германии, но и для России — нам тоже пора откровенно поговорить обо всем, что утаивалось. Наши герои существуют одновременно в пяти эпохах, буквально ногами переходят из одного времени в другое. Моей задачей было создать образы, которые точно указывали бы на каждый исторический период.

Есть ли у вас свои «театральные заповеди»? Чего вы никогда не будете делать в театре?
Сложно сказать. Метод меняется в зависимости от задачи. Можно запретить себе, скажем, эклектику. А можно с этой эклектикой работать, утрировать ее, чтобы провоцировать людей, наводить на размышления, создавать нужную среду...

Вы делали в Большом театре оперу «Золотой петушок» с Кириллом Серебренниковым. Кремлевский зал, торжественные процессии, парадный
портрет царя — это и есть та самая эклектика?
Тут как раз все было очень взвешенно — в основном стиль советской эпохи, разве что в антураже легкой иронии.

В современном театре, в том числе в ваших спектаклях, широко используется видео. Что это дает театру?
Есть мнение, что спектакль не современен, если в нем нет видео. Я так не считаю. Видео всего лишь один из инструментов — такой же, как, например, свет, и работать с ним стоит, только если возникает необходимость. Мне нравится использовать видео для создания пространства, фактуры, а не для нарратива. То есть не рассказывать ничего с его помощью, а использовать его как тот же свет, но более сложный.

Должен ли театр быть красивым? Многие сегодня думают, что это необязательно.
Мне важно, чтобы то, что видит зритель, соответствовало моим эстетическим нормам. Но, разумеется, одной красоты недостаточно.

То есть вам неинтересно работать исключительно на эффект? А если бы вас позвали, к примеру, ставить церемонию открытия Олимпиады?
Я бы с удовольствием взялась. Это мощное действие, широкий формат, а я люблю работать с большой формой. Но это же не театр, это другое. Театр подразумевает внутреннюю работу зрителя — это не просто развлечение. В театре красота не имеет смысла, если ничего не провоцирует. Но есть другие формы — например, парад. Это просто визуальные спецэффекты. Парад впечатляет красками, буйством действа, но, конечно, не вызывает никакой внутренней работы.

Получается, когда вы делаете карнавал на юбилей Парка Горького и когда вы работаете в театре, вы руководствуетесь разными методами?
Конечно, это совершенно разные задачи! В театре, бывает, ты конфликтуешь с тем, что происходит на сцене, от чего-то отказываешься, чему-то противостоишь. Порой это нелегкое переживание, но оно провоцирует тебя на то, чтобы определить свою личную позицию, думать, чувствовать. Карнавал же — чистое развлечение. Это работа с настроением города, с преобразованием его состояния, это возможность разрядить атмосферу, уйти от стресса, дать людям почувствовать себя свободными. Карнавал в Парке Горького показал, что люди готовы раскрепощаться, надо только создавать поводы. В людях есть созидательная энергия. Они способны на коллективные действия, которые объединены позитивными эмоциями.

Как Болотная без лозунгов?
Да, именно Болотная была самым настоящим московским карнавалом — с ее невероятными плакатами и даже костюмами. Наверное, там было даже больше креатива — потому что больше смысла было вложено.

У вас есть любимое театральное пространство?
В России?

Где угодно. Вы ведь были на Авиньонском фестивале в этом году, и вас не могла не впечатлить его главная площадка — папский дворец.
Огромный средневековый зал под открытым небом.
Конечно, папский дворец — мощнейшее пространство. В этом году там показывали постановку, где зрители разных лет вспоминали о спектаклях, проходивших в этих стенах (речь о свидетельском спектакле Жерома Беля Cour Honneur. — Прим. «ВД».). Единственной декорацией был дворец, и воспоминаний было достаточно, чтобы он на тебя воздействовал. Хотя я бы не хотела в нем работать — там нет почти никакой техники, ничего нельзя подвешивать, выдвигать.

Кто ваши кумиры в современном искусстве?
Меня трогает Ян Фабр, художник в той же степени, в какой режиссер и хореограф. Формально его постановки относятся к сфере современного танца. Но если смотреть шире, своими спектаклями он задает вопрос, что вообще такое театр.

У Гали Солодовниковой еще в университете была своя дизайнерская марка. Но из моды она ушла, чтобы делать театр — такой же парадоксальный, как и ее костюмы. Солодовникова работает с самыми яркими режиссерами новой драмы: Серебренниковым, Григорьяном, Бояковым. За костюмы к опере «Золотой петушок», поставленной в Большом, получила номинацию на «Золотую маску». В августе вместе с Юрием Квятковским она придумывала грандиозный карнавал, которым Парк Горького отметил свое 85-летие. А параллельно готовила костюмы для спектакля Театра наций «Камень» по пьесе Мариуса фон Майенбурга, который ставит Филипп Григорьян.