Сезон в Театре наций открывается сегодня — 3 сентября — премьерой спектакля «Разбитый кувшин» по классической немецкой комедийной пьесе Генриха фон Клейста. Историю о том, как в маленький городок приезжает судебный советник расследовать дело сельского судьи, можно признать европейским братом гоголевского «Ревизора».

Важна и интересна эта постановка вот чем. Во-первых, за режиссуру в ней отвечает создатель снятого со скандалом с программы Новосибирского театра оперы и балета «Тангейзера» Тимофей Кулябин (сейчас художественный руководитель «Красного факела» в Новосибирске. — Прим. BURO.), который, в первую очередь, известен тем, что является одним из самых известных российских режиссеров, работающих в Европе. Во-вторых, персонаж Ингеборги Дапкунайте, судебный советник Вальтер, в современной подаче Кулябина далеко не классический представитель общества, потому что он — небинарный человек. А происходит все в Северной Европе в недалеком будущем.

Накануне премьеры BURO. поговорило с Ингеборгой Дапкунайте о том, что нас ждет на сцене Театра наций, о ее необычном для российской театральной сцены персонаже, а также о благотворительности на карантине.

Говорить о чем бы то ни было, пока не видел конечный результат, дело для людей с богатой фантазией. Давайте попробуем сложить общую картину о спектакле «Разбитый кувшин».

Это сложно, потому что я не представляю, что получится в итоге. Спектакль складывается в последние 10 дней репетиций. А отдельные моменты — только после показов на зрителя. Любая постановка — труд многих людей, и каждый раз это попытка наладить совместную работу. Как в оркестре: если он слаженный, то звучит. Например, в «Иранской конференции» (премьера прошлого сезона в Театре наций. — Прим. BURO.) персонажи между собой не связаны, но мы все невероятно зависим друг от друга на сцене.

Как у вас произошел первый контакт с этим проектом?

Мы изучали «Разбитый кувшин» на «Истории театра» в консерватории. Это суперклассическая пьеса, и не то чтобы я от неё была в полном восторге.

Это же как наш «Ревизор».

Да, но немецкая история.

Спектакль все-таки остался комедийным, как и заявлено в классическом варианте или настроение поменялось?

Надеюсь, будет смешно.

Как вам работается с Тимофеем Кулябиным?

Он очень талантливый. Придумал сложнейший спектакль с огромным количеством составных, которые по кусочкам собирает в одну картину. Мы все — и актеры, и художник, и осветлители, и гримеры, и помощники режиссёра — вдохновлены и вовлечены в историю, которую он рассказывает. А так как это комедия, пытаемся это делать смешно. У него самого чудеснейшее чувство юмора.
На ваш взгляд, почему именно сейчас «Разбитый кувшин» особенно актуален?

Пьеса, на самом деле, не про какого-то определенного героя, а про разбитые иллюзии — столкновение человека, бескомпромиссно верующего в воплощение закона в жизнь, и судьи Адама (великолепнейший актер Виталий Коваленко), который подминает законы под свои интересы. А истории про судебные процессы актуальны и сейчас.
Вы играете Вальтера, судебного советника. В классической пьесе он мужчина. Почему на роль взяли женщину?

В нашей постановке Вальтер — небинарный человек.

Биологически Вальтер, по Кулябину, все-таки женщина или мужчина?

Оставим эти рассуждения зрителям.

Если ссылаться на релиз, то складывается впечатление, что режиссер иронизирует над небинарными людьми и тем, что их, допустим, в Европе законно регистрируют как средний пол. Это так?

Мы с вами общаемся в момент, когда репетиции еще идут, все много раз может поменяться. Вальтер — неординарный человек, но мы пока «делаем» его. Люди придут и сами решат, какой он. Не хочу решать за зрителя.

Как вы считаете, не во всей России, но в Москве закон и общество когда-нибудь начнут принимать небинарных людей, как это уже делают на западе?

Мы живем в таком мире, что не знаем, что будет завтра. Горизонты планирования плывут, как говорит мой друг. Люди, как мы знаем, очень разные. Но в разных странах, в зависимости от истории, традиций, вероисповедания, разные рамки сосуществования. Человек может быть, каким он хочет, но он живет в определенном обществе, а оно взаимодействует с человеком. Какое-то общество такое, а какое-то — совершенно другое. Я уважаю то, что люди разные и существуют по-разному.

То есть человек должен жить по правилам общества, а не наоборот — общество должно принимать каждого индивидуального человека?

Это философия. Но, наверное, идеально найти баланс. Общество меняется с тем, как развивается человек и его сознание. Чуть больше 100 лет назад женщины не могли голосовать, а сейчас это кажется дикостью. Уставы общества меняются.

Как после карантина идет ваша жизнь?

Репетирую с утра до вечера в театре. Еще снимаюсь в сериале по рассказам Александра Цыпкина «Беспринципные». Им занимается «Медиаслово».

Над чем вам работать приятнее? Что любите больше — кино или театр?

Все проекты разные. С театром мне повезло. Первый раз я сыграла в Театре наций шесть лет назад, и «Разбитый кувшин» будет уже пятым спектаклем. После карантина пришла сюда и поняла, насколько соскучилась, хотя не думала о себе как о сентиментальном человеке. У нас нет труппы, но Женя (Евгений Миронов, художественный руководитель театра. — Прим. BURO.) умеет сплотить людей. Он один из самых одаренных людей, которых я знаю.

Как себя чувствует фонд «Вера» после карантина? Были ли поступления от обычных людей во время локдауна?

В связи с пандемией фондам непросто, но нам никогда и не было слишком легко. Одним из наших достижений была возможность посещать родных в хосписе в любое время. На карантине это стало невозможно. Наши сотрудники пытались помочь, налаживали общение через видеосвязь.

На протяжении изоляции люди продолжали присылать деньги, некоторые организации придумывали для нас акции, и мы со своей стороны делали все, что могли. Важно, чтобы пожертвования стали для людей хорошей привычкой. Некоторые все еще считают, что 50 или 100 рублей ничего не изменят. Это не так. Из маленьких пожертвований многих людей вырастают существенные суммы. Идеальный «донор» — тот, кто каждый месяц дает 100 рублей, потому что если мы будем знать, что вот столько людей дают нам 100 рублей регулярно, то сможем планировать бюджет.

Ингеборга Дапкунайте — о «Разбитом кувшине» в Театре наций, своем небинарном персонаже и благотворительности на карантине (фото 4)
Чем отличается адресная помощь от системной?

Адресная помощь — когда определённому человеку нужна определенная сумма денег. Скажем, нужна специальная коляска человеку, мы собрали деньги на коляску. Что такое системная помощь? Фонд получает деньги и говорит: «Иванову нужна коляска». Мы даём Иванову коляску, но, когда эта коляска Иванову не нужна, мы забираем и отдаём её тому, кому она теперь нужна. Таким образом, мы системно управляем. Конечно, это примитивный пример, но понятный.

Как вы начали работать с фондом?

Мы вместе с Татьяной Друбич в фонде уже 14 или 15 лет. С тех пор как Нюта Федермессер предложила сотрудничать. В самом начале мы помогали одному хоспису — первому московскому. Сейчас уже потеряла им счёт. Мы плотно работаем с городскими властями, очень плодотворно. Главное наше достижение — изменения в системе хосписов в городе. Когда мы только начинали, люди не очень понимали, кто мы и что такое паллиативная помощь, и вообще слово «хоспис» наводило ужас.

Что изменилось с тех пор?

Изменилось осознание того, что о паллиативной помощи говорят. При каждом хосписе, кроме стационара, есть выездная служба — это помощь на дому. Все хосписы объединены в одну систему, это городские организации, а наш фонд работает напрямую с ними.