К. Ларина
― Ну что, мы начинаем программу «Дифирамб». Я с большой радостью представляю вам нашего сегодняшнего гостя — это актёр Александр Феклистов. Звание-то уже у нас есть, Саша? Какое? Народный артист России?
А. Феклистов
― Нет.
К. Ларина
― Заслуженный?
А. Феклистов
― Нет.
К. Ларина
― Вообще никакого?!
А. Феклистов
― Нет.
К. Ларина
― Всё, закрывается передача!
А. Феклистов
― Большое спасибо! Очень приятно было… (Смех.) Я тоже иногда чувствую себя Хлестаковым.
К. Ларина
― Потрясающе просто! Вот бывают же такие чудеса на свете. Товарищи, это Александр Феклистов. Товарищ Мединский, вы вообще с ума сошли? Как такое может быть, чтобы такой человек без звания существовал? Боже мой, безобразие! Я, честно говоря, просто потрясена, потому что когда я увидел анонс у себя в сетке, я подумала: наверное, ошиблись, он же народный артист. Нет. Он замечательный артист. Настоящий народный артист России Александр Феклистов в нашей студии!
А. Феклистов
― Спасибо.
К. Ларина
― Дороге друзья, я хочу вам сказать, что мы сегодня… У нас получился такой рояль в кустах, потому что вы знаете, что обычно я билеты разыгрываю в театр перед началом передачи. Но сегодня у нас такой случай, когда всё одно к одному, потому что у меня есть билеты на спектакль «Ивонна, принцесса Бургундская», которые нам прислали из Театра наций. И как раз в этом спектакле одну из главных ролей исполняет наш сегодняшний гость. Поэтому, я думаю, будет правильно, если в течение передачи мы эти билеты вам подарим. Скажу сразу, это числа какие. Это уже 2017 год, январь, 22 и 23 января 2017 года. Что вам нужно для этого сделать? Ну, конечно же, у нас простой конкурс — это конкурс ваших вопросов. Поэтому если у вас есть желание пойти на этот спектакль, на этот премьерный спектакль, то милости просим — на SMS +7 985 970-45-45 ваши вопросы нашему гостю. И самые интересные вопросы будут у нас вознаграждены.
Ну а теперь… Давайте тогда мы начнём прямо, Саша, именно с этого спектакля в Театре наций.
А. Феклистов
― Начнём с конца.
К. Ларина
― Да. Вы человек свободный, свободный художник, давно уже не служите в репертуарном театре.
А. Феклистов
― Давно.
К. Ларина
― И ваше имя можно встретить на афишах самых разных театров. И совсем вот недавно появились и в Театре наций. Поскольку эта пьеса… Это Витольд Гомбрович, скажу я для наших слушателей. Это польский автор, который в советское время был запрещён к прочтению — и не только в Советском Союзе, но и в советской Польше. Я когда, смотрела спектакль, думала: а что здесь такого, почему этот драматург был под таким запретом? Чего так боялись в тоталитарных странах?
А. Феклистов
― Честно говоря, я не знал, что он был запрещён.
К. Ларина
― Да.
А. Феклистов
― Вот Мрожек был запрещён…
К. Ларина
― И Гомбрович тоже.
А. Феклистов
― …по очень странным, кстати, причинам. Вот Мрожек, с которого мы начали свою жизнь с Романом Козаком…
К. Ларина
― с «Эмигрантов».
А. Феклистов
― Да, с «Эмигрантов». Он рисовал карикатуры, пересылал их в Польшу, они печатались, но жил он в Париже. И вот только за то, что он эмигрант, он был запрещён. Вот именно за это. Это вообще странно, конечно.
К. Ларина
― То есть никакой крамолы в тексте и не было, да?
А. Феклистов
― Нет конечно, естественно. Хотя темы очень животрепещущие и до сих пор живы. Свобода, рабство, эмиграция — это всё темы наши.
К. Ларина
― Мы про Мрожека начали говорить.
А. Феклистов
― Да, извините.
К. Ларина
― Это, конечно, отдельная история, потому что я этот спектакль видела в 1983 году, будучи студенткой института. И для нас это всё было, конечно, невероятное событие. В то время спектакль «Эмигранты», в котором играли Роман Козак и Александр Феклистов, — это был подпольный спектакль по сути, да?
А. Феклистов
― Мы сделали его собственно в театре-студии «Человек», которая была кружком на тот момент. Людмила Романовна Рошкован нас милостиво приняла. Собрали на помойке какие-то, не знаю, трубы, кровати старые и сыграли. Вот и всё.
К. Ларина
― А как вы на эту пьесу вышли? Её же не было нигде.
А. Феклистов
― Вы знаете, я учился у Олега Николаевич Ефремова, и Игорь Павлович Власов, наш педагог, принёс эту пьесу просто для прочтения. Так сказать, нас образовывали. И вот нам её прочли, а мы её схватили и сделали.
К. Ларина
― Никто не просил вас этого не делать?
А. Феклистов
― Ну, нас, конечно, пожурили немножко. Нас вызывали в КГБ, нас не пускали за границу. Времена были такие уже почти вегетарианские, но всё-таки. Но потом пришёл Михаил Александрович Ульянов, посмотрел (уже пошла перестройка) и разрешил нам играть это. И мы поехали…
К. Ларина
― А Мрожек видел?
А. Феклистов
― Да, видел.
К. Ларина
― Правда?
А. Феклистов
― Да. Удивительная совершенно была история. Мы ездили в 1990 году на его шестидесятилетие. Это был огромный многотысячный праздник, который проходил в Кракове. И мы привезли «Эмигрантов». «Эмигрантов», кстати, было, три спектакля. Мы посмотрели один из них, белорусский. И швейцарский ещё был. И вообще хотелось посмотреть тогда иностранцев, но везде был Мрожек — ну, в том смысле, что играли только Мрожека. И они здорово очень это придумали. И Мрожек, бедный, ходил на все спектакли и смотрел. Пришёл и сказал нам очень приятные слова.
И потом был финал такой громкий этого фестиваля, на краковской Старой площади, на одной из самых красивых площадей Европы. Мрожек стоял на втором этаже, на балконе, со своей молодой мексиканской женой. И какой-то шоумен кричал на всю площадь: «Ну вот, наконец-то мы сейчас-то что-нибудь услышим от пана Мрожека! Мы услышим? Услышим?» А пан Мрожек… Вообще мы хотели с ним повидаться и поговорить, но его пресс-секретарь нам говорил: «Если вы хотите помолчать пару часов с Мрожеком, то мы можем вам это устроить». (Смех.) Он патологически молчаливый человек был!
Так вот, этот шоумен кричит: «Вот и его жена, ящерица зелёная! Вот она тоже здесь присутствует. Но вы же скажете, скажете нам что-нибудь, пан Мрожек? Скажете? Да? Да? Да?..» И Мрожек сказал на всю площадь: «Ну, так…» (Смех.) И всё. А потом был парад — со всей Польши, со всей округи краковской собрали такс.
К. Ларина
― Такс — в смысле собак?
А. Феклистов
― Собак, такс. Они очень похожи на ракеты, которые у нас по Красной площади… (Смех.) И вот этот парад такс. Тысячи такс прошли перед Мрожеком! Он принимал вот этот парад. Они длинные, как ракеты. Замечательно! Такой лай стоял, такой шум! Я ничего веселее не видел в своей жизни.
К. Ларина
― Слушайте, это всё как бы в жанре, что называется, да?
А. Феклистов
― Абсолютно.
К. Ларина
― И его речь, и таксы — это всё оттуда, из этой драматургии замечательной.
А. Феклистов
― Чудесно.
К. Ларина
― Прекрасно! Просто прекрасное воспоминание! Хочу вам сказать, что нас сегодня слушают не только в Москве и в Московской области, но и слушают в самых разных странах мира. Нас слушают ваши однокурсники, которые так ждали этой встречи. Сергей Халкиди…
А. Феклистов
― Боже мой…
К. Ларина
― Владимир Пинчевский
А. Феклистов
― Боже мой!
К. Ларина
― Гриша Мануков.
А. Феклистов
― Всем привет!
К. Ларина
― То есть это всё какие-то невероятные люди, которых раскидала жизнь по всему миру. У вас была совершенно замечательная компания, которая… Как я понимаю, в ней соединились, по-моему, два или три курса.
А. Феклистов
― Янина Лисовская в Германии у нас ещё.
К. Ларина
― Да, Яна Лисовская.
А. Феклистов
― Галя Булгакова в Америке. Да, много.
К. Ларина
― Что творится! Это же как так получилось, что всех так раскидало?
А. Феклистов
― Ну, жизнь раскидала, да.
К. Ларина
― Кто артистом стал?
А. Феклистов
― Как сказал Ружевич (возвращаясь к нашему первому пункту): «Не времена меняются, а мы меняемся во временах». Оказывается, в пространстве мы тоже меняемся.
К. Ларина
― Это почему происходит? Это же отъезд… Это не сегодняшний отъезд, чтобы вы понимали, друзья. Это девяностые годы, как я понимаю, когда вот такая была…
А. Феклистов
― Ну, сегодняшний отъезд тоже существует. Не так давно у нас тоже кое-кто уехал. Почему происходит? Ну, мы сейчас, наверное…
К. Ларина
― Ну, девяностые годы — это что было? Провал какой-то такой? Ощущение было, что профессии нет, что работать негде? Вот что происходило тогда?
А. Феклистов
― Ну, с профессией — не знаю. У нас ощущение же такое от времени кухо́нное или ку́хонное (как его сказать?), мы же на кухне обсуждаем, как мы живём. И очень похожее, кстати, время с сегодняшним, когда мы понимаем, что со всех сторон как-то за нами пытаются следить или что-то нам указывать, или как-то пальчиком нам делать. Вот это ощущение иногда доходит до каких-то трагических ситуаций внутренних, а иногда… Ну, во всяком случае не затем, что рябчик стал на двадцать копеек дороже, понятно. И люди иногда отказываются от профессии в этой ситуации. А иногда у кого-то просто не пошло.
К. Ларина
― Ой, ещё Егора Высоцкого не назвали.
А. Феклистов
― Да. Но он не однокурсник наш.
К. Ларина
― Ну, рядом.
А. Феклистов
― Он рядышком, да. Так что очень по-разному приводит жизнь в другие страны.
К. Ларина
― Для тех, кто… Может быть, эти имена для вас, для многих людей ничего не говорят, а для меня это, конечно, ощущение какого-то поколения, безусловно. И это было то время и те люди, из которых мог родиться какой-то новый отдельный театр. Кстати, попытка-то была: и студия «Человек», и потом, когда Роман Козак возглавил Театр Станиславского…
А. Феклистов
― Ещё «Пятая студия МХАТ».
К. Ларина
― «Пятая студия МХАТ» была, да.
А. Феклистов
― Сейчас уже седьмая или восьмая, кстати говоря.
К. Ларина
― Да. Вот получилось или не получилось, Саша, тогда?
А. Феклистов
― Не знаю, мне кажется, получилось всё. Если я занимаюсь этим до сих пор, то, наверное, получилось. Во всяком случае, многие из нас работают, и очень много работают. Вот мои друзья Брусникины оба работают здорово. Многие работают.
К. Ларина
― А то поколение режиссёрское? То поколение, к которому как раз принадлежал и ушедший от нас Роман Козак. Это Михаил Макеев, это Валерий Саркисов. Сегодня их… Ну, они как бы есть. Макеев работает на том же курсе брусникинском в «Мастерской Брусникина», я знаю, но тем не менее вот такого… Был невероятно звёздный старт у всех тогда.
А. Феклистов
― Ну, Бог его знает… Как это происходит, я не знаю.
К. Ларина
― Как?
А. Феклистов
― Не знаю, как это происходит. Затирает жизнь. Кого-то затирает, какого-то не затирает. Ну, я не знаю, как это происходит. Обламываются крылья у многих из-за семейных ситуаций, из-за внешних ситуаций, из-за неудачи, из-за провалов. Мы все не гарантированы от этого. Не могу ответить на этот вопрос.
К. Ларина
― Для вас самый ваш… ну, скажем так, успешный период вашей актёрской жизни на сегодняшний момент? Если мы не берём сегодняшнюю премьеру, а вообще, если оглянуться назад, самый успешный — это что было?
А. Феклистов
― Ну, так трудно говорить.
К. Ларина
― МХАТ? Или Театр Пушкина? Или Доннеллан?
А. Феклистов
― Трудно говорить «успешный». Но тем не менее, знаете, был период очень такой продуктивный, когда мы закончили институт и когда у нас было много амбиций, и мы хотели делать то, что мы хотели. Мы и нашему любимому Ефремову кричали: «Ну зачем вы нам даёте Розова на курсе играть? Это всё отыграли. Мы хотим что-то новое!» Он говорит: «Ну что вы хотите новое?» — «Да Набокова хотя бы!» — кричали мы. «Да вы Розова сначала научитесь играть», — говорил нам, и абсолютно справедливо.
Но тем не менее, вот это желание играть пьесы абсурда, которые тоже нельзя было играть. Нельзя было играть про тюрьму, про политику… Ну, ничего нельзя было. И когда это наступило время — и мы начали это делать, и мы стали играть. И Беккета мы играли, и Мрожека. И потом мы стали делать спектакли, которые возникали из ничего, из мечты. Олег Меньшиков привёз из Лондона идею — сделать спектакль про Нижинского. И мы сделали его. Потом меня…
К. Ларина
― «Башмачкин» там же был.
А. Феклистов
― Да. У меня была такая идея — сделать спектакль на одного. Я зарёкся не делать это с тех пор, потому что это самое неблагодарное и очень трудное дело. Ты никогда не понимаешь, с кем ты, о чём ты, против кого ты. Вот эти все нюансы уходят из твоей актёрской природы — то, на чём строится вообще любая роль. Где решение сцены? Где конфликт? Ты должен сам создать это. Это невероятно трудно и неблагодарно.
К. Ларина
― Режиссёр нужен всё равно.
А. Феклистов
― Дело не в этом, не в режиссёре. А когда ты уже оказываешься один на сцене… А я ещё себе поставил такую дурацкую задачу: я хотел минимум слов, как-то побыть наедине с самим собой, с одиночеством. И вот это совпало с темами «Башмачкина», с «Шинелью» гоголевской. Конечно, не без Норштейна, который во всех нас сидел и сидит до сих пор. Вот захотелось сделать так.
Так вот, тот период (возвращаясь к этому вопросу), наверное, был самый продуктивный, когда хотелось делать то, что никогда никто не делал, или так непохоже, чтобы это было. Замечательно же сказал Шоу про Чехова, он сказал: «Он заставляет всё время чувствовать себя в театре новичком нас, зрителей». Вот это самый продуктивный, мне кажется, тезис, который я сам себе напоминаю. Это касается всего: и вкусовых вещей, и выбора материала, как найти эти пути, эти роли, эти пьесы, где быть новым и свежим.
К. Ларина
― А вы трагический актёр или комедийный?
А. Феклистов
― Не знаю. У нас, к сожалению… Видите ли, мы попали в тот период, когда… Как мне объясняли старики: «Вот ушёл грим из спектаклей, из ролей. Ушёл с этим временем и жанр, и амплуа». Ну, поскольку язык театра меняется каждые 10–15 лет, как говорит моя любимая училка Алла Борисовна Покровская, то и это тоже ушло, поэтому я ничего про это не знаю.
К. Ларина
― Вот с Декланом Доннелланом вы сделали сколько? Четыре спектакля?
А. Феклистов
― Пять.
К. Ларина
― Пять даже. Это какой-то совсем другой театр. «Борис Годунов» первый был, да?
А. Феклистов
― Да.
К. Ларина
― Совсем другой театр, не наш — во всех смыслах. Вам в нём легко существовать?
А. Феклистов
― Очень.
К. Ларина
― Да?
А. Феклистов
― Ну, очень трудно репетировать и очень легко существовать. Это очень часто, кстати, бывает. Но он очень аскетичный по своей эстетике. Мне это очень близко.
К. Ларина
― То есть артист, актёр главный на сцене?
А. Феклистов
― Да, ничего не изменилось. Как сказал Владимир Иванович Немирович: «Коврик и два актёра». Вот так оно и осталось для меня.
Мы были со спектаклем Доннеллана сейчас на Эдинбургском фестивале с «Мерой за меру», и мы были в программе. У нас был шикарный зал, мы каждый день играли, билеты были проданы заранее, всё было здорово. А рядом… Вообще было 400 бесплатных спектаклей. Ну пройти невозможно! Не увернёшься просто от театра. И там был Антон Адасинский с театром DEREVO, они играли в каком-то гаденьком ДК. И вот они получили свою порцию аплодисментов. И ещё не раздевшись, вот уходят последние зрители… А мне не хотелось уходить из зала, потому что нас так пленило это зрелище, это спектакль. Он такой почти детский, ну прелесть! И мы уходили, а они уже выходили и убирали сами декорации, и продюсер их стояла перед театром и продавала билеты уже на завтра. Они сыграли 25 раз. Никто не продавал билеты, но зал наполнялся.
Вот это настоящий театр, мне кажется. Вот они сами за себя отвечают, они сами собирают… Если приходит публика — приходят. Не приходит — уезжайте. Вот это честный, абсолютно чудесный такой пример.
К. Ларина
― А когда уходит публика из зала, для вас это… какие чувства вы испытываете? Мне кажется, ужас должен актёр испытывать.
А. Феклистов
― Вот сейчас на «Ивонне»…
К. Ларина
― Бывает, да?
А. Феклистов
― Пусть не пугаются наши радиослушатели. У нас уходят зрители иногда, потому что мы как-то в каких-то темах… Даже не мы, а наш режиссёр, а мы просто следовали за ним, мы пытались тоже заглянуть в какие-то бездны, в какие-то марианские впадины.
К. Ларина
― Гжегож Яжина.
А. Феклистов
― Гжегож Яжина, польский режиссёр. Говорят, что он мировая известность.
К. Ларина
― Да-да-да.
А. Феклистов
― Ну вот. Ну, он замечательный парень. Мы часто не совпадали и спорили с ним, но он сам по себе человек замечательный. И он нас как-то подводил к каким-то очень таким темам, которые очень несвойственные нашей ментальности, нашему сознанию, нашему советскому сознанию, вот так бы я сказал. И нам было очень трудно. Где-то кто-то раздевается, он просил кого-то где-то раздеваться, это входило в его замысел. И нам это было безумно трудно, мы на это очень тяжело шли. Но всё-таки мы пошли на это. Мы его этот манифест, почти студенческий, как-то внутренне приняли, но не все. И публика не всегда готова к этому. Но в Театре наций, к счастью, она более подготовленная.
К. Ларина
― Конечно. Люди знают, куда они идут, да.
А. Феклистов
― Да. И иногда уходят люди. А вслед им, вот как я говорю… А вслед им другие зрители шипят им: «Ханжи!» Так что тут вот такой случай особый.
К. Ларина
― Это не страшно? Вот вы какие чувства испытываете, когда уходит человек? Вы же слышите этот уход, эти звуки шагов, когда человек встаёт с кресла и уходит.
А. Феклистов
― А я понимаю, что это уходят люди позиционно. Они уходят не из-за скуки, не из-за плохой игры или… Вот за это я отвечаю совершенно. Им не нравится подача материала в таком виде. Они не принимают такую подачу материала. Они не хотят про это смотреть. Как я сейчас разговаривал с одним членом «Единой России» про спектакль…
К. Ларина
― С Гуськовым небось? (Смех.)
А. Феклистов
― Нет, нет. Мы разговаривали про спектакль Константина Райкина, скандально известный, «Все оттенки…»
К. Ларина
― А, «Все оттенки голубого».
А. Феклистов
― Да. И я говорю: «Ну, так это же… А почему, собственно, вообще возникает эта тема? Ну, если эта тема есть в жизни, почему же её не отражать на театре?» Он говорит: «Меня эта тема не интересует». Но это не значит, что её закрывать или против неё протестовать. Это совершенно другая история. Мы как-то всё в одну кучу валим. Так что тут «нравится», «не нравится» — к этому спектаклю не годится подход такой.
К. Ларина
― Он про что, если спрашивать у вас? Вот для вас что главное в этом спектакле, в «Ивонне»?
А. Феклистов
― Вы знаете, я же не зритель. Чукча не…
К. Ларина
― Ну понятно. Я не знаю, про что ставил Гжегож, что он вам там объяснял во время работы. И вообще объяснял ли? Важно ему было, чтобы вы понимали, про что это? Или это исключительно существование на сцене, от кулисы до кулисы?
А. Феклистов
― Я вам расскажу маленькую историю. Однажды к Деклану Доннеллану пришла замечательная актриса (не буду называть фамилию), очень хорошо известная и прекрасная. И она спросила его… Она пришла на кастинг. «А про что вы будете ставить спектакль?» — спросила она. Он растерялся и сказал: «Больше её не вызывайте». И не взял её.
К. Ларина
― (Смех.) За этот вопрос?
А. Феклистов
― За этот вопрос.
К. Ларина
― Это страшные люди, я знаю.
А. Феклистов
― Это для меня был такой маленький урок. Он говорит: «Ну, я сам не знаю, про что получится. Я знаю, что я хочу увидеть пьесу так, как я её вижу, или как я её увижу, когда вы её уже будете работать, репетировать». У него же нет даже декораций, даже эскизов, даже идеи нет, когда мы начинаем репетировать.
К. Ларина
― То есть просто: «Хочу это, эту пьесу. И всё»?
А. Феклистов
― Да.
К. Ларина
― То есть как бы есть интуитивное желание поставить именно этот материал.
А. Феклистов
― Из этого живого материала, из этих бесконечных этюдов (в большинстве своём на природе) возникает нечто, к чему подойдёт какая-то…
К. Ларина
― Ну, вы знаете, это всё-таки по-разному происходит. Бывает, что ровно наоборот — человек хочет конкретно про что-то поставить спектакль.
А. Феклистов
― Конечно, конечно.
К. Ларина
― «Вот я хочу сказать про это. И я под это дело уже подбираю себе, ищу материал про это». Всё очень по-разному.
А. Феклистов
― И будет неживой театр.
К. Ларина
― Не знаю. Короче, вы не задаёте этот вопрос страшный: «Что я здесь делаю?», да? (Смех.)
А. Феклистов
― Никогда!
К. Ларина
― Александр Феклистов в нашей студии. Мы сейчас прервёмся на выпуск новостей, а потом продолжим наш разговор. И обязательно уже к вашим вопросам обращусь, поскольку их уже тут скопилось достаточно.
К. Ларина
― Возвращаемся в программу. Напомню, что сегодня у нас в гостях актёр театра и кино Александр Феклистов. Напомню, что у нас есть две пары билетов на премьерный спектакль Театра наций «Ивонна, принцесса Бургундская», где Александр играет одну из главных ролей, на 22 и 23 января. И мы собираем ваши вопросы для того, чтобы потом выявить победителей, которые достойны получить такой вот ценный подарок из наших рук с автографом артиста. Вот будет классно, кстати.
А. Феклистов
― Пожалуйста.
К. Ларина
― Ну, тут разные вопросы. Я ничего не выбираю и читаю подряд. «Александр Васильевич, у вас трое детей. Кто-то из них пошёл по вашим стопам? — спрашивает Алексей. — И хотели бы вы этого?»
А. Феклистов
― Нет, не пошёл, к счастью. (Смех.)
К. Ларина
― А почему? Не было никаких даже поползновений, что называется, и мечт?
А. Феклистов
― Ну, как-то нет… Как-то им хватило.
К. Ларина
― Они взрослые у вас уже все, да?
А. Феклистов
― Да, все взрослые. У меня уже внуки пошли, теперь уже думать в эту сторону. Так что… Нет, не пошли. Да и я не хотел, честно сказать. Это такая история, она всё-таки такая, банально, но с лотереей связанная очень. И как сказал чудесный Авангард Леонтьев: «Если повезёт — прекрасная профессия! Если не повезёт — катастрофа».
К. Ларина
― Надо, наверное, вовремя понять, почувствовать, что надо уходить, если не везёт. Как понять, что не везёт?
А. Феклистов
― Ой, это больной вопрос. А как? Вот я вышел на пенсию — и что, не играть? Как? Где? Где конец? Когда? Когда прекращать играть?
К. Ларина
― Нет, сейчас вам-то уже поздно. Поздняк метаться, уже всё.
А. Феклистов
― Поздняк. (Смех.)
К. Ларина
― А вот были, наверное, периоды, когда думалось, может быть: «К чёртовой матери всё это!»?
А. Феклистов
― Конечно.
К. Ларина
― Да?
А. Феклистов
― Я даже писал заявление. Ну как? Мы же психованные все. И после каких-то очередных неудач в институте театральном я уже нёс заявление Вениамину Захаровичу Радомысленскому…
К. Ларина
― А, ещё будучи студентом.
А. Феклистов
― Да. Что это всё не моё, что это неправильно, я занимаю чужое место. Может быть, так некоторые и считают до сих пор, я не знаю. Тут уже ничего не поделаешь, придётся терпеть. Но он посадил меня на свой диван чудесный, потрепал по щеке и как-то так поговорил. Совершенно уникальный был педагог и человек, который на педсоветах говорил: «Вы знаете, мне кажется, — про какого-то студента, — что у него стали другие глаза». Ну, в каком институте такое вообще скажут или обратят внимание?
К. Ларина
― А вы сами преподаёте?
А. Феклистов
― Нет, не преподаю.
К. Ларина
― Никогда не пытались?
А. Феклистов
― Преподавал.
К. Ларина
― Роман-то наверняка вас звал к себе.
А. Феклистов
― Нет, я преподавал, да, как раз у них на курсе.
К. Ларина
― И чего? А почему бросили?
А. Феклистов
― Ну, сложный вопрос. Как-то, знаете, поскольку много своих детей, то отдавать своё время чужим детям… Как-то вот у меня не сложилось. А вот Роман с Дмитрием Брусникиным, они как-то так втянулись в эту лямку и тянут, и тянут её… До сих пор Дима тянет.
К. Ларина
― Молодцы!
А. Феклистов
― Да, низкий поклон.
К. Ларина
― Театр-то какой организовался, эта «Мастерская Брусникина»!
А. Феклистов
― Это святые люди, правда. Я влюбился в какой-то курс, пытался их устроить в театр. Не все устроились, но много. А потом мне говорят: «А теперь этих не надо любить, а надо любить других». И я здесь сломался. В общем, так.
К. Ларина
― «Ваше отношение к конфликтам вокруг современного искусства и современного театра? Кто здесь прав?» — спрашивает Игорь. Ну, я так понимаю, что речь идёт об этих бесконечных… Это то, с чего мы начали, немножко мы этой темы коснулись, «Все оттенки голубого». В принципе, как бы понятно пространство, о котором предлагает поговорить наш слушатель.
А. Феклистов
― Послушайте, мне кажется, здесь всё очевидно. Если мы будем слушаться господина Аристархова, который говорит, что государственные деньги надо давать только на те проекты, которыми ведают чиновники, мы вернёмся в советское прошлое. Кто-то хочет вернуться в советское прошлое. И мы здесь расходимся, наверное, с частью аудитории. Я совершенно не собираюсь туда возвращаться и хотеть там быть.
И вот эта позиция мне не понятна. И я не понимаю, почему чиновники должны это решать, почему чиновники должны нас оскорблять, почему этот наш «двадцать девятый панфиловец» считает, что мы полицаи и быдло, которое не верит в подвиг панфиловцев. Я этого тоже не понимаю и не хочу понимать.
Мне кажется, всем надо заниматься своим делом, а не указывать нам, или мы — им. Мне кажется, мы должны им помогать и воздавать славу, и они нам должны помогать, а не позорить нас и нашу страну. Мне кажется, это как раз таки не патриотическая позиция, как мне кажется.
Это всё касается и всех тем, которые мы берём — будь то тема, я не знаю, нетрадиционной ориентации или ещё какая любая горячая тема наша. Тем запретных в театре не бывает и не может быть. Если она хоть как-то отражает или пытается вскрыть какие-то проблемы, или подумать об этом хотя бы, порассуждать — это уже хорошо, ёлки-палки! Если мы это не видим в прессе или мы это не видим в другом месте, то в театре-то почему же об этом… Это такая маленькая аудитория! Театральная прослойка сейчас такая тонкая, она настолько утончилась, что мне кажется, что это просто смешно, честное слово.
К. Ларина
― То есть никаких табу в театральном пространстве быть не должно (собственно говоря, не только в театре, а в искусстве, наверное), на ваш взгляд? Или опять же вторая как бы модная тема, которую очень любят обсуждать: что можно, а что нельзя? Есть ли границы дозволенного, грубо говоря, в отношении искусства?
А. Феклистов
― Ну нет границ дозволенного, честное слово.
К. Ларина
― Чем ограничивается свобода творчества?
А. Феклистов
― Вопрос только вкуса, такта…
К. Ларина
― И Уголовного кодекса.
А. Феклистов
― Естественно. Ну правда. Мы же все как-то… не сейчас все возникли. Мы у кого-то учились, какие-то книжки читали, кто-то нас даже назначал в какие-то худруки. Ну, это же всё неспроста. И люди доказывали свою творческую состоятельность на каких-то работах. А дальше уже… Ну нельзя одёргивать таких людей, как Константин Аркадьевич Райкин. Ну, это просто позорно. Поэтому мне кажется, что эта тема такая надуманная или…
К. Ларина
― Ну подождите. С одной стороны, есть чиновники, есть Министерство культуры и прочие другие чиновники или депутаты, в том числе из «Единой России, про которых вы вспоминали (это одна часть общества), которые себя мнят некими руководителями, в том числе и вашими, и моими, с какой-то стати. Но с другой стороны, есть какие-то сегменты общественные, которые приходят срывать спектакли, которые пишут доносы в прокуратуру, открытые письма в публичное пространство с требованием запретить, закрыть, уволить. Это что? Вам на это скажет Мединский: «Вот видите? Народ недоволен. Мы выполняем волю народа. Это общество не хочет видеть ваши спектакли вот эти вот».
А. Феклистов
― Вы знаете, ведь Москва очень маленький город, и мы все всё про всё знаем. Понимаете, когда на коллегии, на которой присутствовали мои знакомые, мы слышим, что говорят: «Мы не можем давать деньги на спектакль про изменение хромосом у человека», — и получают какую-то отповедь с общественной трибуны (или не с общественной), а потом начинаются срывы спектаклей, то, естественно… Ну, тогда это называется «подлость», друзья мои. И тогда мы не говорим о том, кто приходит срывать спектакли. Ну, эти люди купленные, понятно же. Они купленные или они по наущению. Ну, так же не бывает. Ну, никто же не срывал никогда спектаклей до этого, а сейчас вдруг стали срывать. Это стало таким модным занятием. У нас тоже кричат на «Ивонне», кричали уже на «Ивонне»…
К. Ларина
― А что кричали? Типа «позор!»? Или что?
А. Феклистов
― Нет, кричали, что это «масонское искусство»!
К. Ларина
― Даже так? О, какие люди! (Смех.)
А. Феклистов
― Я даже не знаю, как это кому в голову… Где там масоны? Где это искусство масонское? Ну, честное слово, я просто теряюсь в догадках. Как цензура Советского Союза никогда не была подвластна разуму, так и сейчас я часто просто не вижу никакой логики в этом, никакой связи. Поэтому… Ну, естественно, никто не собирается оскорблять чувства верующих, правда. Это же делается не специально. А если и оскорблены, то надо извиняться. Ну, я тоже с этим согласен, ей-богу. Но тут другим совершенно пахнет делом-то.
К. Ларина
― Конечно. То есть подменяется… Природу искусства вообще как-то трудно подвергать вот таким вот операциям, что типа «тут матерятся», «а тут про гомосексуалов». Это не про гомосексуалов и не про голубых. И это не артист Феклистов выходит и матерится, условно говоря, правда же? Люди же… Понимаете, просто люди, которые принимают подобные законы, конечно, не очень даже понимают, что есть искусство, потому что когда они говорят, что артист матерится или артист раздевается… Это не артист раздевается, это произведение искусства.
А. Феклистов
― Да в том-то и дело, что это не законы. Это желание быть в каком-то тренде непонятном, в каком-то течении псевдопатриотическом. Мне это непонятно и противно, поэтому я…
К. Ларина
― А вообще, на ваш взгляд… Сейчас я к вопросам перейду обязательно, обещаю нашим слушателям, у нас ещё есть время. Раз уж такой разговор у нас пошёл, на ваш взгляд, сегодня… место искусство в сегодняшней атмосфере каково? Потому что мы же видим, что происходит. Вы же, наверное, включаете телевизор ненавистный и видите степень непримиримости, агрессии, какого-то… победы какого-то… Что это такое? Даже не хочется называть, какие-то определения давать этим людям и этому большинству, которое сегодня определяет атмосферу в стране. Чем вы это объясняете? И что здесь…
А. Феклистов
― Подождите. Мы говорим об искусстве?
К. Ларина
― Давайте. Место искусства…
А. Феклистов
― Или мы говорим о том, что происходит в телевизоре? Это же разные вещи.
К. Ларина
― Место искусства в этом кошмаре.
А. Феклистов
― Да не знаю, какое место искусства. Мне хочется всё время сказать: «Отстаньте вы от нас!» Вот я рассказал про DEREVO. Они хотят сделать детский спектакль — и сделали его. И пришло 80 процентов взрослых людей, и я в том числе, и вернулся в детство. Прихожу к Полунину — и тоже впадаю в детство. И вижу лица чиновников, которые тоже впали в детство на спектакле. Ну, это же чудесно, это прекрасно! Или наоборот, мы сидим и слышим, как муха пролетает, не знаю, в зале — и тогда это уже серьёзная тема.
Но это нельзя ни в какие рамки вгонять, это нельзя фильтровать, это нельзя запрещать, это нельзя цензурировать. В конце концов, всё равно, как бы там кто что ни запрещал или ни пытался это сделать, ну никуда не денется! Как политика никуда не девается из нас, изнутри, так никуда не деваемся мы сами, никуда не деваемся мы и наш театр.
В конце концов, мы пойдём в подъезде играть, как это было в Советском Союзе, как мы играли в комнатах каких-то, в подвалах. Это всё никуда не денется. Если человек хочет этим заниматься, он будет этим заниматься. Только, мне кажется, надо разговаривать чиновникам и спрашивать: «А вы почему это сделали? — а не грозить нам пальчиком. — Вы почему сделали?» И мы тогда, может, попробуем объяснить. Может быть, просто диалог какой-то нужен ещё, кроме всего.
К. Ларина
― К вопросам обращаюсь. «Обожаю Феклистова! Солнечная улыбка, бездонное обаяние, всегда убедительный. Творческих удач вашему гостю! Оксана, Санкт-Петербург».
А. Феклистов
― Спасибо!
К. Ларина
― Спасибо. «А что вам не нравится в вашем творчестве? Что бы вы изменили?» — спрашивает Елена.
А. Феклистов
― Ой, знаете…
К. Ларина
― В себе.
А. Феклистов
― Знаете, поскольку я говорю, что мы же работает не одни, а мы работаем с режиссёрами, с партнёрами, это очень… Мы же все расходимся во мнениях, во взглядах на время. И самое главное, что мы эстетически расходимся очень часто. И мы же тоже, как поры, впитываем то, что видим, слышим, и хотим нравиться. Это такая природная вещь актёрская — мы хотим нравиться. И вот это «хотим нравиться» очень вредит, конечно, всем нам. И я тоже в том числе подвержен этому, естественно.
Но как это удержать в себе? Где найти эту «отвёртку», которой подвинчивать себя и своих партнёров? Вот это большая проблема на самом деле. Кажется, что это такие внутренние, но это касается… Если далеко смотреть, это, в конце концов, воспитание вкусов, извините, это чистота нравов, это всё отсюда же исходит, поэтому меня это волнует в данном случае.
К. Ларина
― «Худсоветы и критики в искусстве из профессиональных художественных людей обязательно должны быть для утверждения хорошего вкуса и норм морали. А сегодня этого нет, поэтому искусство в стране превратилось в пошлятину. Разве вы не согласны?»
А. Феклистов
― Ну, я не знаю, что называть искусством…
К. Ларина
― Худсоветы вам нужны, да.
А. Феклистов
― Что называть искусством? Правда, тут… Что вы называете искусством, задавая этот вопрос? Бог его знает. Ну, есть же какие-то чудесные примеры всё-таки. А потом, я и сам зритель, и тяжёлый зритель. Я не смеюсь в театре, я очень так строго смотрю. Нравится мне один спектакль из пяти, из десяти.
К. Ларина
― Вам как зрителю, да?
А. Феклистов
― Да, как зрителю.
К. Ларина
― А вы много смотрите?
А. Феклистов
― Ну, стараюсь. Сейчас буду смотреть много, потому что меня включил в жюри «Золотой маски», и надо посмотреть 43 спектакля. И я этому очень рад. Очень трудно это делать, находить для этого время, но тем не менее, ну, хотя бы понимать спектр процессов, как-то чувствовать. И я тоже иногда ухожу из театра и долго не хожу. А потом иду — и опять или разочаровываюсь, или радуюсь. Поэтому… Ну, как ответить на этот вопрос? Могу согласиться, а могу и нет. Это такая философская очень вещь.
К. Ларина
― «Очень хорошо помню вас в «Подмосковных вечерах». Хотелось бы вам сыграть ещё раз с Ингеборгой Дапкунайте? Если нет, то с какой актрисой вам бы хотелось сыграть?» — спрашивает Лариса. Ингеборга, кстати, соседка по театру сейчас. В Театре наций она играет в двух спектаклях тоже, да?
А. Феклистов
― Да. И мы с ней сыграли, кстати, ещё раз в каком-то сериале, опять семейную чету. И надо сказать, что мне вообще везёт очень на партнёрш, особенно на партнёрш, честное слово. Я счастлив совершенно с и Машей Ароновой, и с Машей Порошиной, и с Ирой Купченко, и сейчас…
К. Ларина
― А вот спрашивают: «Вы едете сегодня в Купавну?»
А. Феклистов
― Обязательно.
К. Ларина
― Вот. «Мы вас ждём», — Таня. Ну давайте расшифруем, что это такое. Это антреприза.
А. Феклистов
― Это антрепризный спектакль, да. Это Антуан Ро, французская пьеса, которую я сам выбрал, которую перевела Марина Абельская, моя давнишняя подружка. То есть вот чем хороша антреприза в данном случае? Ты сам выбираешь пьесу, в которой хочешь играть, ты сам выбираешь роль, которую хочешь сыграть. Иногда даже везёт и выбираешь режиссёра. Это будет Антуан Ро.
К. Ларина
― Комедия?
А. Феклистов
― «С чистого листа». Ну, это скорее мелодрама. Знаете, прокатчики всегда пишут сейчас «комедия».
К. Ларина
― С этого спектакля небось не уходит народ.
А. Феклистов
― Нет, не уходит. Ну, там определённый сегмент зрителей, совершенно другой. Тут как с «Ивонной». Он должен найти своего зрителя. Наверное, «Ивонна» не могла бы идти в другом каком-то театре, вот она может только в этом театре идти.
К. Ларина
― Вы сочетаете в себе, конечно, абсолютно такое простое народное искусство и абсолютное такое эстетство. Это удивительно!
А. Феклистов
― Вот-вот-вот!
К. Ларина
― «Сваты»…
А. Феклистов
― А вы видели это моё простое народное искусство? А вот вы приходите.
К. Ларина
― Вот «Сваты» вам зачем? Нет, я знаю ответ на этот вопрос. Но, конечно же, это событие… Когда я вас увидела там, я была просто в шоке. Я не могла оторваться от экрана просто! (Смех.)
А. Феклистов
― Ну, тут вас сейчас съедят зрители.
К. Ларина
― Ну, там тоже компания весёлая, да?
А. Феклистов
― Да.
К. Ларина
― Получаете удовольствие от этих съёмок… на такого рода материале? Скажу я так аккуратно.
А. Феклистов
― Вы знаете, там же… Не знаю, я не могу с собой ничего поделать, но театр для меня — это какая-то такая серьёзная и душевная работа. А вот это всё, конечно, больше относится к какому-то бизнесу, правда. И там важнее, кто с тобой, где это, кто это ставит. Вот Андрей Яковлев — это изумительный совершенно режиссёр, сценарист и продюсер, который всё это в себе сочетает. И я просто восхищаюсь этим человеком, который это снимал, его фантазией, его искромётным юмором. Ну правда. А уж, так сказать, вкусовые вещи — это уже не моё, я за это не отвечаю.
К. Ларина
― «Люблю Театр наций, — пишет Лиана, — люблю очень Александра Феклистова. Вопрос: чувствуете ли вы особую энергетику этого театра ещё от Корша? И вообще что вам там интересно?» Там, кстати, есть действительно… Свой образ уже, безусловно, есть у этого театра. За время руководства Евгением Мироновым — тут уж точно.
А. Феклистов
― Да. Я пришёл туда, в этот Театр Корша, в тысяча… девятьсот… восемьдесят… втором… году…
К. Ларина
― Когда он был филиалом МХАТ?
А. Феклистов
― Он был филиалом МХАТ. И до сих пор там висит, кстати, программка, где «Второй крестьянин — А.В. Феклистов». (Смех.)
К. Ларина
― Серьёзно?
А. Феклистов
― Вторым составом, по-моему, да. Конечно, чувствую. Нет, правда, там какое-то ощущение другое. И здание это я обожаю, конечно, просто со студенческих времён. И восхищаюсь, начиная с самого Корша, у которого премьера, кстати говоря, была раз в неделю. И то, как подбирается репертуар, какую возможность, какое счастье имеет Женя Миронов, приглашая туда таких режиссёров.
К. Ларина
― Такие режиссёры! Вообще…
А. Феклистов
― Конечно, только завидовать можно. Что там говорить?
К. Ларина
― И здесь просят рассказать про партнёров в спектакле «Ивонна». Я думаю, что здесь, конечно, звёздный состав абсолютно. Здесь прекрасные девочки. Замечательная Дарья Урсуляк в главной… заглавной роли (так это называется).
А. Феклистов
― Да. И Агриппина Стеклова, и Серёжа Епишев, и Миша Тройник. Ну, мне там очень здорово. Мы как-то в этих трудностях, через которые мы прорвались или пытались прорваться, очень сдружились. В общем, тяжёлая работа сближает коллектив. По-разному все сближаются, но здесь таким способом мы сблизились. Так что я передаю им всем поклон, привет и мою любовь.
К. Ларина
― Любите вообще этот спектакль как артист?
А. Феклистов
― Да.
К. Ларина
― Уже можно сказать, что полюбили?
А. Феклистов
― Вы знаете, мне трудно так однозначно ответить. Я его не видел как зритель. Более того, иногда так бывает (просто открою секрет), что дней за десять до премьеры мы перестаём смотреть на сцены партнёров, мы перестаём смотреть из-за кулис, выходить в зал перестаём; мы занимаемся собой, своими ролями, своими переходами, костюмами и реквизитами и так далее. И это тоже довольно большой пласт работы. А в этот-то самый период и происходит установка… Рождение спектакля происходит здесь. И то, что там происходило, я даже иногда и не знаю, поэтому я иногда неадекватно даже могу говорить о том…
К. Ларина
― Что получилось.
А. Феклистов
― Что получилось, да. Так что…
К. Ларина
― Ну и традиционный, конечно, вопрос под финал уже: что сейчас в репетициях, если есть про что сказать? Ну, сказал Александр, предвосхитив мой вопрос по поводу жюри в «Золотой маске». Это очень важно. Кстати, жюри очень хорошее. Состав, по-моему, внушает, что называется. Можно выбрать там…
А. Феклистов
― Да, очень хорошо. Бородин возглавляет, так что…
К. Ларина
― Да-да-да. Вообще хорошие люди там. Ну а то, что касается вашей работы актёрской дальнейшей — что там?
А. Феклистов
― Пока нет никакой. Никаких планов у меня нет. Я сам себе сказал, что я пока не буду репетировать, потому что очень трудный был выпуск у меня с этой «Ивонной». И вот теперь я не могу даже ничего репетировать, потому что я буду уже даже и ездить в другие города.
К. Ларина
― Смотреть.
А. Феклистов
― Смотреть. И играю много. Сейчас как-то такой зимний период тяжёлый.
К. Ларина
― Ёлки.
А. Феклистов
― Да, от грима не успеваю отмыться. (Смех.) Так что пока ничего нет.
К. Ларина
― Ну ладно. Спасибо большое.
А. Феклистов
― Спасибо.
К. Ларина
― Александр Феклистов — наш сегодняшний гость. Скажу в начале следующего часа, кто у нас получает билеты на спектакль «Ивонна». Обязательно приходите посмотреть. А Александру желаю удачи. Спасибо, что пришли.
А. Феклистов
― Спасибо большое. Всего доброго!