«Иванова» Антон Павлович Чехов написал в 1887 году - специально для Театра Корша, в здании которого теперь находится Театр Наций. Первая редакция, аттестованная автором как комедия, продержалась на подмостках три вечера, но уже вторую, более драматическую версию, приняли очень тепло. В программке к новому спектаклю приводятся слова Владимир Немировича-Данченко, писавшего Чехову, что «Вы талантливее нас всех <…>, но «Иванова» я не буду считать в числе Ваших лучших вещей», мол, это «первоначальные наброски прекрасных вещей». Удостоенный премии Ассоциации театральных критиков в 2015 году за «Трёх сестер» в новосибирском театре «Красный факел», Тимофей Кулябин взялся показать к 130-летию пьесы, какие наброски там рассмотрел Немирович-Данченко и почему сам Чехов метался между комедией и драмой при написании «Иванова».

Не то чтобы эту пьесу мало ставили - ставили нередко и по всему миру, в России за неё брались и Олег Ефремов, и Валерий Соломин, и Генриетта Яновская, и Юрий Бутусов, а заглавную роль исполняли Иннокентий Смоктуновский, Евгений Леонов и Андрей Смоляков. Тем не менее ранний текст уступает в популярности остальным пьесам классика, что с одной стороны и неудивительно: «Иванов» будто бы еще не совсем чеховский, максималистский в обличении мещанского максимализма, однако уже в нём сквозит та экзистенциальная тоска, которую Чехов сформулировал известной строчкой - «Замечательный день сегодня. То ли чай пойти выпить, то ли повеситься».

Кулябин помещает историю в разряженную современность - телевизионно нарядное условное сегодня. Его «Иванов» - это ситком, в который врезаны сцены из драмеди, или трагедия, готовая в любой момент обратиться фарсом. Первая декорация - обычная квартира с телевизором на кухне, желтой ложкой для обуви, стеной фотографий и заставленным цветами балконом. Разоренный Николай Андреевич Иванов (Евгений Миронов) возится в кабинете с бухгалтерией, на кухне хлопочет Анна (Чулпан Хаматова) - его смертельно больная жена, урожденная Сарра, отказавшаяся от веры и от имени ради любви. Здесь же обитает дядя Иванова - некогда граф (sic!) Шабельский (Виктор Вержбицкий), изнывающий ныне от тоски и изводящий домочадцев, а также регулярно захаживает Боркин (Александр Новин) - человек небогатый, но крайне предприимчивый, готовый ухватить за хвост любое подвернувшееся богатство. Иванов уже должен денег, а ему нужны еще - на оплату рабочим и на лечение Анны за границей. Судорожно он пытается понять, как жизнь его загнала в угол, если он всё делал по-своему.

После первой сцены загорается деловитый синий свет, выходят рабочие, уносят стулья, сама декорация уезжает - и на её место устанавливают следующую, дачную. Там Лебедевы, которым Иванов задолжал, празднуют день рождения дочери Саши (Елизавета Боярская). Павел Кириллыч (Игорь Гордин) балагурит, порывается играть на гитаре и встречает гостей в звериной шкуре. Из приёмника играет «О боже, какой мужчина». Это настоящий ад состоятельной безвкусицы, где правит Зинаида Савишна (Наталья Павленкова) - ей боится перечить муж, Иванов подсаживается к ней с видом провинившегося школьника, чтобы договориться об отсрочке. Потраченный жизнью Гамлет приходит на поклон к новым мещанам, которым всегда себя противопоставлял, но оказался должен. Вот он такой забавно-возвышенный в своих домашних сандалиях, такой нелепый в разных тапках, найденных в дачной прихожей. Мучается, что взвалил на себя так много, когда всё вокруг напоминает комедию.

«Иванов» и строится на таких контрапунктах: разговоры, достойные трагедии, сопровождаются попсой и житейским дурачеством, а в идеальном порядке декорации (сценография Олега Головко) постоянно что-то падает. Первым отваливается от стены домофон, когда Шабельский возвращается домой, потом оказывается на полу ложка для обуви - скорее всего, случайно, но Новин реагирует на этот шум по-настоящему, как так и задумано. В офисе Иванова валятся на пол пепельницы и урны. Что-то прогнило в распланированной жизни «не так, как у всех», выбит из сустава не век, но человек.

Кулябин еще и иначе выставляет акценты, внося правки в чеховский текст (впрочем, драматург проекта - театральный критик и арт-директор фестиваля NET Роман Должанский). В реплике про то, что жизнь нужно строить по шаблону, а для женитьбы выбирать «заурядное, серенькое, без ярких красок», характеристика «синий чулок» заменена на «интеллектуалку». В монологе Иванова про то, что «в двадцать лет мы все уже герои, за все беремся, всё можем, и к тридцати уже утомляемся, никуда не годимся», цифры заменены на двадцать пять и сорок - примерная рамка активного возраста современного деятельного человека.

Тут не лишним будет заметить, что Кулябин ставит «Иванова» в тридцать два, в то время как Чехову было двадцать семь, когда он написал пьесу. Вдобавок с тех пор ритм жизни вырос - и на сцене, и на телеэкране, и за их пределами. Хичкоковский закон, что «кино - это жизнь, из которой вырезано всё скучное», давно перекочевал в реальность. Напряженная драматургия повседневности не даёт перевести дыхание, рефлексия вытесняется необходимостью постоянного действа, концентрируется в сосредоточенном редком молчании. Замирая спиной к залу в эпицентре суеты, Миронов виртуозно передает желание отсутствия. В его истории не может быть условно трагического финала - ни разрыва сердца, как в первой редакции, ни пистолетного выстрела, как во второй. Может только медленно погаснуть экран, потому что «Иванов» - телешоу, прокручиваемое в голове героя, который превращает окружающих в занятные карикатуры, назначая им характеры. Надсадное, ангельское страдание он видит в Анне-Сарре, которую играет Хаматова. Чертовски органичен в роли душевного, но трусливого отца и супруга Лебедева Игорь Гордин. Боярской очень идёт молодая, самоотверженная любовь - больше, чем уверенная холодность её широкоэкранных героинь. Так выключение телевизора рифмуется с угасающим сознанием - тот сложный баланс, который, вероятно, Кулябин и старался извлечь из чеховского текста.