В понедельник и во вторник во Дворце на Яузе, в бывшем Дворце культуры электролампового завода, Театр наций сыграл премьеру „Калигулы” Альбера Камю. Постановочная группа вся из Литвы, режиссер спектакля — Эймунтас Някрошюс, в заглавной роли — худрук Театра наций Евгений Миронов.

Театральный разъезд из-за толкучки автомобилей на не приспособленной к такому ажиотажу площади Журавлева растянулся надолго, на премьеру пришли Марк Захаров с дочерью, народной артисткой России Александрой Захаровой, Константин Райкин, Владимир Спиваков с Сати Спиваковой, министр культуры Александр Авдеев с супругой, продюсер и руководитель телеканала „Культура” Сергей Шумаков. Интерес понятен: Някрошюс, Миронов, пьеса Камю, вернее, даже не сама пьеса, а сюжет, герой, тиран и сумасброд, злодей, — как это все сегодня откликнется. Что откликнется — сомнений не было.

Когда открывается занавес, публика видит шифер. Все, что на сцене, — из шифера (сценограф — Марюс Някрошюс). Триумфальная арка, кресла, даже чемоданы. Материал непрочный, ломкий, по такому трудно шагать, тем более подниматься к вершинам власти. Непрочный, но как раз поэтому — очень точно подобранный, грубый и непрочный, как народная любовь. Как нелюбовь и ненависть, все одно. Это понимает Калигула, этого не понимают патриции.

Все читали — мало кто помнит: Калигула правил всего-то четыре года. Четырех лет хватило, чтобы войти в историю. Наши и ненаши злодеи, Гитлер, Сталин — за четыре года успевали только что пригубить вкус власти. А Калигула успел стать принцепсом Сената, Великим понтификом, четырежды консулом, императором, наделенным властью трибуна четыре раза, наконец, он, Гай Цезарь Август Германик, Отец отечества! Более половины из этого списка — самоназвания. Он отменил богов, поскольку „всякий человек может справиться с их нехитрым ремеслом”. Сказав это, Калигула-Миронов искоса смотрит на окружающих: как примут, как отреагируют. То, что сопротивления не встретит, он не сомневается. Калигула Камю — герой постдостоевской эпохи, с опытом героев Достоевского, недаром одна из театральных пьес писателя написана была по „Бесам”. „Править — значит воровать, все это знают. Я хочу это делать открыто”, „Если казна что-либо значит, значит, человеческая жизнь не значит ничего…”… Все это сильно напоминает наше недавнее советское прошлое, и не только наше, и не только прошлое, но Някрошюс не любит прямых сравнений и метафор. Ему по душе, когда Калигула взбегает по очередному шиферу на несколько шагов вверх, тянет руку, чтобы стать ближе к луне, о которой мечтает. Чуть ближе — и ничуть не ближе! „Луна — одна из тех вещей, которых у меня нет…” Еще один замечательный обмен репликами — Калигула беседует со Сципионом (Евгений Ткачук): „Самое незначительное военное предприятие рассудительного тирана обошлось бы вам в тысячу раз дороже, чем капризы моей фантазии”. Патриций отвечает: „По крайней мере, это было бы разумно и, главное, понятно”. И вся разница?! Тогда к чему горевать о казненных?

Популярную и сегодня в Европе пьесу Альбера Камю про римского тирана у нас не очень-то знают, в России по-прежнему популярнее одноименный фильм Тинто Брасса. Камю, французского интеллектуала, антифашиста, философа, накануне Второй мировой войны, ясное дело, интересовали другие повороты древнеримского сюжета. Сыгранная впервые в декабре 45-го, пьеса имела грандиозный успех. Другое дело, что во Франции — давняя и прочная традиция таких вот разговорных пьес, а нашей публике, равно и актерам, недостает подпорок в декларативном, прямолинейном тексте.

Спектакль у Някрошюса вышел длинный, как почти всегда у него в последние годы. Дольше четырех часов. И пока, особенно в первой половине, — скучным. Зритель (я в том числе) чувствовал себя обделенным по части простых и мощных метафор, какие были в прежних спектаклях Някрошюса. Не раз посещала мысль, что далеко не всем на сцене понятно, о чем история и про что им предлагает играть великий, но немногословный режиссер.

Во втором действии жизнь на сцене несколько оживает. Становится интереснее. Есть о чем рассказать. Говоря об улике, Калигула показывает Керею (Алексей Девотченко), патрицию и заговорщику, кусок мыла. Опускает в воду руки, принимается тереть, и вот уже в его руках обмылок, еще минута — и нет ничего. Улика смыта!

Прежде, надо признать, спектакли режиссера были богаче и давали больше возможностей для интересной игры. Тем более на сцене рядом с Мироновым и помимо уже названных Игорь Гордин в роли Геликона, Мария Миронова в роли Цезонии. Очень хорошие актеры. Они стараются, но не всегда есть что играть.

Наконец, без ответа остается вопрос: он же вовсе не милый, совсем не хорош — почему же мы должны сочувствовать злодею? А Калигула Евгения Миронова, конечно, не ангел, но он лучше, свободнее тех, кто его окружает, лучше „Семьи”, нет, не часто, но в какие-то секунды, да даже минуты он обаятелен, даже трогателен. Ведь Евгений Миронов, как ни крути, не годится на роли абсолютных злодеев.