Не знаю, для кого как, а для меня всякий приезд на Фестиваль театров малых городов России — что-то вроде свидания со страной, свидетельства ее жизнеспособности и потенциала. Разумеется, можно просто сесть на самолет и отправиться в театр в Сибирь, на Урал или в Поволжье, но когда в течение недели ты смотришь дюжину спектаклей из разных концов той самой Родины с большой буквы, которую так немилостиво в последнее время стали склонять во всех падежах разные жулики, ты получаешь более уверенное впечатление.

Как бы это впечатление в коротких словах описать? Кажется, на рубеже веков в российском театре случилось нечто важное, давшее ему импульс если не к подъему, то хотя бы к уверенному движению вперед. «Витрины» крупных столичных театров с их особенными бюджетами и претенциозными зрителями тут не так показательны, как скромные коллективы из маленьких городков. Кстати, артисты театра «Бенефис» из крошечного Ельца вполне могли бы провести с труппами ряда прославленных театров обеих столиц мастер-классы — дабы обучить их играть спокойно и без натуги, не орать и не плевать в воздух. То, что творит в этом театре тихий провинциальный гений Юрий Мельницкий, вообще трудно поддается описанию. Его «За чем пойдешь, то и найдешь» по Островскому — вовсе не наваристая комедия, как принято, а внежанровое, поисковое предприятие. Этот сомнамбулический, вкрадчивый спектакль словно вслушивается в самого себя, то затихая, то вспыхивая серией незабываемых поэтических образов. Островский тут рифмуется то с Достоевским, то — неожиданно — с Киплингом, дымковские игрушки вырастают в человеческий рост, а вдовушка Белотелова оказывается скромной и несчастной женщиной среднего возраста. В этом спектакле Мельницкого даже не столь важно «что», сколько «как» — тут есть упоенное переживание таинства театра, настолько сильное, что спектакль полностью вырывает зрителя из быта, помещая его в пространство дистиллированной культуры.

Получивший Гран-при среди спектаклей большой формы «Иванов» из Новокузнецка (режиссер Петр Шерешевский) тоже представляет собой экзерсис из области русской классики и тоже счищает с хрестоматийной пьесы пошлейшие штампы. Режиссер положил Чехова на современные ритмы — от Псоя Короленко до Деймона Албарна — и поместил действие пьесы в свободное от житейского антуража пространство, окруженное видеоэкранами: то ли черепная коробка Иванова, то ли чистилище. Шерешевскому, как всегда, удалось впечатлить публику серией сценических метафор вроде красных шариков, словно кровавая мокрота, выпадающих из-под колосников в момент кончины чахоточной Сарры. Но важнее в этой работе оказалась острая, почти экспрессионистическая трактовка чеховских образов, приблизившая их к зрителю XXI века. Страстная самоотдача актеров (в первую очередь, Андрея Ковзеля и Илоны Литвиненко) сделала спектакль совсем неотразимым.
Российский артист — тема совсем отдельная: он жив и полон сил. Даже в откровенно провальных спектаклях (таких в программе фестиваля было немного) находились сильные, умные, влекущие глаз актерские работы. В грамотной режиссуре актеры расцветают. Им по плечу оказываются очень сложные задачи. Например, брехтовское остранение в спектакле «Золотой дракон» по пьесе Роланда Шиммельпфеннига, поставленной в театре города Серова немецким режиссером Андреасом Мерц-Райковым. Спектакль необычной театральной формы, созданный на основе фантасмагории с мощным социальным зарядом, с успехом идет на провинциальной сцене, вчистую опровергая представление о зрителях-дураках, отвергающих серьезное искусство. В Серове таких дураков оказалось меньше, чем в столицах: видимо, масштабы оболванивания тут не такие серьезные?

Актеру порой удается даже вытянуть какие-то ошибки режиссуры. В спектакле нового главрежа Лысьвенского театра драмы Артема Терехина «Спасти камер-юнкера Пушкина» видны следы головокружения от успехов: в первой части постановщику удалось найти яркий комиксовый прием. Монологи протагониста прослоены остроумными актерскими скетчами (особенно преуспевает Варвара Утробина, актриса нерядового комического дарования), действие движется от репризы к репризе, однако ближе к трагической развязке начинает буксовать. Спектакль остается на плаву во многом благодаря дару сценического присутствия, которым обладает исполнитель главной роли Питунина Кирилл Имеров (приз за лучшую мужскую роль). Играя на странном стыке двух амплуа — неврастеника и социального героя, он создает убедительный образ «интеллигента из народа», человека, чья судьба — любовь и смерть — мистически, против его воли, оказалась связана с судьбой Пушкина.

Спектакль Прокопьевского театра драмы «Это все она» во многом состоялся благодаря харизме актрисы Светланы Поповой (лучшая женская роль фестиваля). Камерное действо, которое исполняется на сцене театра — в круге стульев, где артисты перемешаны с актерами, — придумано (и во многом удачно) режиссером Семеном Серзиным как современный аналог античной трагедии. Эффектная пьеса белорусского драматурга Андрея Иванова повествует о матери, которая в поисках утраченного контакта с сыном изобретает себе альтер эго — юную девушку, вымышленный компьютерный персонаж, и содержит немало ловушек, сочащихся диким, неприличным мелодраматизмом. В некоторые из них режиссер Серзин угодил: по количеству трагической музыки на единицу времени спектакль грозит стать рекордсменом. Возможно, с другой актрисой предприятие бы могло провалиться, но Поповой удалось дать масштаб личности героини, сыграть ее метаморфозу, отрыв от реальности, наметить ту черту, когда она из обеспокоенной матери превращается в преступницу, женщину, вознамерившуюся обманом вернуть себе молодость. Житейская история окрашивается мистическим ореолом, а трагический пафос уже не кажется неуместным.

Бывает и такое, что целые театры рождаются и крепнут на наших глазах. Таков авторский театр Дениса Бокурадзе, работающий в Новокуйбышевске. Он сейчас находится в том прекрасном возрасте (и отличной форме), когда разделить творческий вклад режиссера и артистов не представляется возможным. Они обаятельно единомысленны, сонаправлены и очень гармонируют друг с другом. Театр-студия «Грань» живет своей напряженной внутренней жизнью, в которой актерским тренингам отведена такая же важная роль, как спектаклям. Бокурадзе, кажется, поставил целью на собственном опыте испытать и ощупать разные театральные стили и эпохи. Его прошлогодний спектакль по Сартру напоминал лучшие образцы грузинского метафорического театра, нынешняя «Таня-Таня» (Гран-при в малой форме) с культовым текстом Оли Мухиной отсылает к девяностым. Однако невыносимо обаятельным артистам «Грани» удается насытить этот винтаж такой энергетикой, что речь о старомодности даже кощунственно заводить. Собранный по принципу джазового ансамбля спектакль сначала кажется разрозненной суммой ярких актерских этюдов, однако к финалу обретает жесткую структуру образов и отношений, вырастающих как будто из ничего, без режиссерской руки, на чистом актерском «сливочном масле». В данном конкретном случае видимое отсутствие режиссуры — свидетельство ее высокого класса.

Все эти — и другие — спектакли созданы на небольшие бюджеты, порою не столько благодаря, сколько вопреки. Малые города дают стране надежду. Если наши бескультурные и жадные чиновники вдруг учинят ненароком геноцид русской культуры (к чему они, кажется, уже приступили), одна надежда — на Новокуйбышевск, Прокопьевск, Елец. Они, бог даст, выживут и снова научат наших потомков ходить в театр, читать и говорить по-русски.