Оба спектакля, показанных ташкентским „Ильхомом” в рамках затянувшейся программы „Маска плюс”, поставлены Марком Вайлем — создателем и режиссером единственного негосударственного театра Узбекистана и едва ли не самого яркого, лишенного дурной провинциальности театра на территории нынешнего СНГ. В сентябре 2007 года возвращавшегося после репетиций „Орестеи” Вайля убили. В нынешних „Радении с гранатом” и „Орестее” им невольно предсказан трагический сюжет ухода.

Трудно предположить, как с 1976 года существовал театр Вайля, позволявший себе подобные вольности в не самом, видимо, толерантном городе мусульманского Туркестана, потом целомудренного СССР, а теперь — СНГ. Что значит для ташкентской публики „Радение с гранатом” — детективно-иконописное житие авангардного художника, в 1920 году приехавшего в Ташкент и очарованного красотой мальчиков-бачей? Для зрителей же московского ЦИМа, три часа кряду завороженно наблюдавших красоту танцующих бачей и лихо закрученный сюжет, потрясением стала откровенность, с которой театр, оставшийся без своего вдохновителя, осмысливает старинный гомоэротический сюжет.

Героем „Радения с гранатом”, текст для которого сочинили по мотивам документальных свидетельств сам Вайль и Дмитрий Тихомиров (псевдоним ныне известного молодого драматурга), стал художник супрематического круга Александр Николаев, который с принятием мусульманства получил имя Усто Мумина.

Приехав в Ташкент (а действие спектакля перенесено в 1915 год), Николаев (в спектакле — Нежданов, которого играет меланхолично чувственный Антон Пахомов) встретил на улице красивого узбекского подростка. И это наваждение, вполне в духе висконтиевской „Смерти в Венеции”, привело художника в чайхану, где мальчики-бачи исполняли томные танцы, очаровавшие не одного русского из туркестанского военного округа. Параллельно (в спектакле для перемены мизансцены просто разворачивают ширму-экран, на которую проецируются изображения картин Николаева-Мумина) речь идет о том, как русский полковник разворачивает борьбу с мужеложеством в армии и пытается запретить чайханщику Тахиру его нескромный „бизнес”. Еще одна „линия” — истории, рассказываемые бачами — мальчиками из бедных семей, за красоту попавших в танцовщики и вовремя оценивших свою власть над мужчинами.

Актеры „Ильхома” прекрасно танцуют, бесшумно ступая по сцене, так что зритель невольно оказывается в положении обалдевшего от полунаркотического дурмана полковника, который хочет стряхнуть этот сон, да не получается. Несколько прихотливо и увлекательно выписанных сюжетных „линий” так искусно переплетаются в „Радении”, что явь не отличить от фантазии. В конце концов Нежданов сделает себе обрезание, самый красивый из бачей наденет военный френч, а полковник сменит свое аристократическое имя и станет служить советской власти. Мужские танцы после революции заменят женскими, но прежней красоты и тайны в них конечно же не стало.

Само „радение” означает экстатические суфийские пляски, в данном случае — танцы бачей, присутствуя на которых, человек мог достичь небывалых ощущений, почти вознестись. Гранат присутствует то на репродукциях картин Мумина, то в самом тексте, когда нам объясняют, что его зернышки под одной коркой — это множество возможностей встреч, поворотов судьбы, о которых никогда наперед не знаешь. Сквозь политический сюжет и тему советской власти, губящей национальную культуру, здесь проступает история любви, а она, в свою очередь, является кодом к главному мотиву — всесилию красоты, воплощенной в танце или взгляде мальчика-бача с полотен художника. „Радение с гранатом” — увлекательный политекст, в котором закодировано сразу многое, но его чувственное напряжение так велико, что зашифрованные тут знаки легко распознать и чужаку. Один из них, самый прямой, связан со смертью Вайля: когда недовольные покровители бачей зарежут чайханщика Тахира мастихином и актеры выбегут друг за другом с криком „Убили!”, в зале повиснет мертвая тишина.

„Орестея” уступает „Радению” в аутентичности, но зато оглушает агрессией, с помощью которой режиссер дал публике услышать, что такое сегодня жестокость трагедии Эсхила. Одна кровная месть порождает другую, и нет войне конца — вот исход этого зашкаливающего по активности зрелища. В четырехчасовом мультимедийном спектакле ведется трансляция с места событий, на экране мелькают окровавленные трупы и сюжеты CNN, вживую играют рок, а зрителям на кресло кладут по камню и предлагают проголосовать, кинув его в черную либо белую корзину, — казнить Ореста, убившего мать, или помиловать. Милитаризированного подростка Ореста (Саид Худайбергенов был и одним из юношей в „Радении с гранатом”), заколовшего и рыжую пышногрудую Клитемнестру (Ольга Володина бесстрашно играет беспутную и озверевшую от мести бабу), и ее любовника Эгиста, есть кому пожалеть. Когда хор, под взрывы фейерверков отпраздновавший спорное решение Афины, нечаянно затопчет Ореста, на сцене останется один лишь Пилад и горько оплачет смерть друга. Так опять вынырнет мужской любовный сюжет, пряно скрепивший два последних спектакля Марка Вайля.