Марат Гацалов в Театре Наций. Дыхание

Два года назад "Дыхание" модного драматурга Дункана Макмиллана привозили на фестиваль Нового европейского театра NET, так что версия Марата Гацалова в новой афише NET – наш ответ могучей Кэти Митчелл. В "Дыхании" Митчелл вдруг перестала шаманить с экранами, прямой трансляцией, запахами и вуайеризмом (ее тихая "Кристина" меня потрясла). Вдруг она сделала практически оммаж художнику Маурицио Каттелану. Помните его инсталляцию "Динамо" в венском Сецессионе (1997), где служащие на велосипедах крутили педали и тем самым освещали комнату?

Оммаж, – если бы не сложный текст Макмиллана о том, как все мы, "приличные люди", теряем этот мир и себя в придачу. У Митчелл это происходит яростно (в моем спортзале на велотренажерах люди тоже яростны и кричат), а у Гацалова наоборот – в тишине макета стерильной квартиры, поначалу напоминающего узкую выгородку в Икее. Текста ни там ни сям толком не понять – ритм и звучание в обоих спектаклях не комфортны, к тому же текст условный, постдраматический – в смысле не линейный, одним словом, навороченный, и наворачивается он вокруг проблемы: могут ли "приличные люди" позволить себе родить ребенка и пустить его в этот задыхающийся от проблем мир. Причем заботиться следует даже не о ребенке, который по-любому начнет дышать – то есть, как реактивный самолет, выдыхать уйму углекислого газа. Пора позаботиться о мире, для которого это дыхание вселенского дитя уже смертельно.

Самое интересное в спектакле – неожиданное решение времени и пространства. Семейная жизнь героев настолько разного возраста (удивительная актриса из Новосибирска Людмила Трошина и Роман Шаляпин) не сразу считывается как прием, аналогичный бергмановскому в "Земляничной поляне", когда герои стоят рядом, но пребывают в разном времени. Театральная реальность поначалу сильно сопротивляется этому киноприему, так что все сомнения и упомянутые неудачные попытки пары родить ребенка воспринимаются как препятствие физиологическое. Но в конце концов текст и сценография помогают разгадать режиссерскую метафору (Гацалов решительно нарушает все режиссерские рекомендации Макмиллана): дыша рядом, эта пара не встретилась ни в аритмичном времени, ни в ускользающем пространстве. Этой метафоре идеально служит сценография Ксении Перетрухиной. Время в его абстрактном космическом измерении наворачивается – то слишком медленно, то слишком быстро – на длительность человеческой жизни, и этого оказывается вполне достаточно, чтобы задуматься о судьбах мира, о том, быть ему, этому миру, или не быть, дышать нам или не дышать, рожать или не рожать.

В отличие от аритмии времени сценическое пространство медленно, но верно расширяется. Это происходит на наших глазах, хотя остается незамеченным до конца (прошу прощения за вынужденный спойлер). Перипетии семейной пары, их раздевания-переодевания, уплощение до видеоизображений, возвращение обратно в плоть и сценическую реальность, неопознанные скрипы и шорохи за стенами отвлекают от этого подспудного угрожающего движения. Так выглядит триерова "Меланхолия" для дома и семьи – катастрофа наизнанку, не в неизбежном столкновении миров, но в расхождении навсегда.

Долго незамеченным остается таинственное и бесконечное пополнение закрытых шкафов посудой, одеждой и сушилками для нее. Женщина ходит по кругу, движется как робот со слезами на глазах, перестает дышать, задыхаясь, что-то говорит все время и не договаривает. Мужчина временами выбивается из придуманного ритма, начинает тоже бежать куда-то по кругу и падает (сценическое движение Татьяна Гордеева). Их благоустроенная жизнь не дает никаких гарантий и надежд. Равнодушное пространство им не принадлежит и их не учитывает. Последнее обнажение женщины и ее признание в любви выглядит лишним, как оглашение завещания при конце света.

"Дыхание" – еще одна запоминающаяся история от Марата Гацалова, по обыкновению, не похожая на все предыдущие. Он, неоднократный номинант и лауреат "Золотой маски", похоже, неудобный для сегодняшнего театра режиссер. Иначе почему история такого скромного на вид, интеллигентного режиссера (кстати, ему нет и сорока) так богата конфликтами и борьбой? Больше, чем расставание с Александринским театром и Фокиным, и больше, чем желание студентов не расставаться с Гацаловым, меня потрясла рецензия в таллиннской газете, где с неистовой горячностью утверждалось, мол, гора-Гацалов, новый худрук Русского театра, в исповедальном спектакле "Вавилонская башня -1" с участием всей труппы родил даже не мышь, но вошь. Это известные сдержанным темпераментом эстонцы? Описание спектакля меня крайне заинтриговало: Декорация в десять тонн металлоконструкций занимает все пространство большого зала; для зрителей место остается только на балконе. Зачем нужны эти металлоконструкции, если все, что происходит на трехъярусной сцене, можно сыграть на обычной? Нефункциональность декораций поражает: на верхнем ярусе установлены спортивные тренажеры, до которых актеры даже не дотрагиваются.

По-моему, круто.

Впрочем, я дала себе слово не судить о спектаклях, которые не видела живьем. Как о перформансе или выставке современного искусства. Документации в этих случаях всегда недостаточно. Но работа этого режиссера, как и работа театра Post, на редкость близка современному искусству и ориентирована на людей, знакомых с ним.

Видела я только два спектакля Марата Гацалова. Первый – коллективный перформанс "Город-герой", где мы, присутствующие, сидя в полной темноте и тишине, получали на свои мобильники смс с текстами ленинградских блокадников и, заметно нервничая, зачитывали их. "Дыхание" в Театре Наций – второй. Пойду и на следующий.