Еврипид больше двух тысяч лет назад написал «Электру» - одну из сильнейших трагедий мщения. Молодой режиссер Тимофей Кулябин в XXI веке эту трагедию поставил на Малой сцене театра Наций. О чем поставил? Совсем не о мести. Вместо склонов Акрополя – зал прилета современного аэропорта. Вместо античных героев – современные люди. Вместо греческого хора – одинокий мужчина. Именно его выход и открывает спектакль. Одинокий мужчина (Михаил Видякин) в классическом костюме с дипломатом и магнитофоном в руках. Он на мгновение замирает в центре зала ожидания, затем снимает шляпу, пиджак, галстук. Аккуратно складывает их в дипломат, включает магнитофон и начинает свой странный одинокий танец. За его спиной на большом экране проступают слова, рассказывающие его историю. Он потерял всю семью в авиакатастрофе и теперь каждый год в один и тот же день приходит сюда, чтобы исполнить пугающий своей точной повторяемостью ритуал. Это не танец – это мольба, обращенная к богам, с просьбой вернуть семью. «Но боги молчат», - гласят последние строки с экрана. Молчанием богов начинается история Электры. «Богов нет» - с этими словами покинет сцену Орест, только что убивший мать. А между – математически точное доказательство этого постулата. От молчания к отрицанию, - вот путь, которым режиссер последовательно ведет своего зрителя. Режиссер отказывается от привычного античности деления пьесы. Сцен здесь всего пять, если не считать пролога и эпилога, в котором появится все тот же одинокий мужчина. Каждая сцена жирно «отчеркивается» от предыдущей бегущей строкой, что транслирует ее заглавие, и обширным «антибожественным» эпиграфом, принадлежащим тому или иному нобелевскому лауреату по физике или биологии. Подзаголовки сцен тоже весьма говорящи: Большой взрыв, Бозон Хиггса, Теория струн, Модель расширяющейся Вселенной, Черная дыра, - термины весьма далекие от театрального уха. В то же время удивительным образом именно они (подробно объясненные в программке спектакля) раскрывают суть происходящего на сцене. Математически точное доказательство отсутствия бога. Последовательное, без малейшей вкравшейся ошибки. Нет «ошибок» и в самой постановке – все точно, все продумано, все подтверждено. Актеры четко следуют режиссерским задачам, сценография идеально работает на общий замысел, а звук оттеняет происходящее. Но не оставляет ощущение изначальной неточности – как если бы идеальное доказательство исходило из ложной предпосылки. В данном случае чистой математике крайне не достает «проверки жизнью» - не достает живой эмоции. Трагедия, сведенная к формуле, теряет в своем эмоциональном воздействии. Потому-то острее всего в память врезается одинокий танец-вопль, а не кровавые убийства. Боль молчаливая, почти «обыденная»; а не заляпанный кровавыми подтеками кафель и труп, появляющийся на конвейерной ленте. И даже Юлия Пересильд, которая еще в студенческие годы покорила пол Москвы своим плачем Андромахи (кстати, в еврипидовских же «Троянках»), в роли Электры оставляет после себя лишь холод пустоты. Пустоты, которая охватывает полностью разуверившегося человека. По размышлении это страшно. Очень. Если таковой и была задумка режиссера, то она ему удалась. Вот только слишком холодно и отстраненно, а ведь математика – наука страстная.