До недавних пор источником наших представлений о новом европейском театре служил фестиваль NET, показывающий в Москве спектакли молодых западных режиссеров. Теперь другим его источником служит еще и Театр наций. С тех пор как в театр худруком пришел Евгений Миронов со своей командой, в которую вошел арт-директор NET Роман Должанский, Театр наций продюсирует новый европейский театр на местности. Первым опытом в этом направлении были „Рассказы Шукшина”, которые латыш Алвис Херманис поставил с русскими актерами. После его успеха Театр наций следует проверенному рецепту. Актеры — Сергей Чонишвили, Игорь Гордин, Виктория Толстоганова, Максим Линников. Западный режиссер — сорокалетний болгарин Явор Гырдев, с которым публика могла познакомиться на последнем NET, куда он привозил яростного, провокативного „Калигулу”. Пьесу каталонца Жорди Гальсерана предложил театру сам Гырдев — и не просчитался. Повального увлечения, подобного тому, которое вызвали „Рассказы Шукшина”, драму, разыгравшуюся в отделе кадров одной западной фирмы, не ждет. Но где-где, а в Москве публика ей гарантирована. Это уже проверено (например, на спектаклях „Offис” в Пушкинском театре и „Под давлением” в РАМТе): подобное притягивается к подобному, и если на сцене актеры в деловых костюмах, то и зал битком заполнен деловыми людьми — в кои-то веки они могут увидеть на сцене что-то про себя родимых. Четверо приходят в компанию на собеседование. Каждый метит на должность коммерческого директора, каждый рассчитывает на персональный прием. Но, оказывается, им всем вместе предстоит пройти через серию испытаний. Вскоре они узнают, что один из них — наблюдатель со стороны компании, а в финале…

Впрочем, расскажи я про финал, и смотреть будет нечего. „Метод Гренхольма” — психологический детектив. Вроде „Десяти негритят”, только с другого рода убийством: тут корпорация убила в человеке человека. Мы до самого конца не понимаем, кто тут кого испытывает, но конечная цель детектива очевидна с самого начала — это разоблачение той подмены, которую корпоративный мир тотальных мнимостей принес в мир действительный. Для подсказки над сценой возвышается копия объекта Дэмиена Херста — акула в формалине. Акуле, проданной коллекционеру Саатчи за 50 тысяч фунтов стерлингов, пришлось протухнуть, чтобы был поднят вопрос: дохлая акула — это искусство или подмена? Актерам нужно было два часа кряду будоражить нервы публики неожиданными поворотами сюжета, чтобы прозвучало в конце концов то, ради чего пьеса была написана. „Нам, — воспроизвожу по памяти слова одного из представителей корпорации, — нужен не хороший человек, который притворяется подлецом, а подлец, который способен притвориться хорошим”.