В рамках фестиваля „Золотая маска” в Омске показали „Десять рассказов” Шукшина. Спектакль стал лауреатом в трех номинациях: получил первые призы за лучшую драматическую работу большой формы, за лучшую мужскую роль (Евгений Миронов) и за лучшую работу художника в драматическом спектакле (Виктория Севрюкова).

В Омском драматическом театре состоялась пресс-конференция с артистами Театра Наций и дирекцией фестиваля „Лучшие российские спектакли в Омске”, на которой присутствовали Георгий Тараторкин (президент АНО'Фестиваль „Золотая маска”), Чулпан Хаматова (заслуженная артистка России), Евгений Миронов (народный артист России) и другие.

ВОПРОС: Известно, что Вы изначально не хотели участвовать в спектакле. Почему?

ЕВГЕНИЙ МИРОНОВ (художественный руководитель Театра Наций): Я не хотел участвовать, потому что мне казалось, что мое участие необязательно. Должны быть выведены молодые силы, артисты, которые здесь и присутствуют, тут ни звезд, ни обслуживающего гарнира. И я решил в это плавание тряхнуть. Я благодарен судьбе, что она свела меня и с Алвисом Херманисом и с Шукшиным заново, потому что, лично для себя, я открыл Василия Макаровича.

ВОПРОС: Вы не боялись взяться за Шукшина?

МИРОНОВ: Было странно, что латыш сам предложил поставить Шукшина. Казалось бы, Шукшин стоял на полочке советских авторов в пыли выдающихся актеров, режиссеров и писателей, и вдруг на него решили посмотреть заново. Это всегда интересно, как человек со стороны смотрит на наших людей, на нашу историю. Он посмотрел на нас с такой любовью, на которую мы порой не способны. Еще одним условием Алвиса Херманиса было обязательное посещение родины Шукшина. Это было вторым потрясением, которое мы все ощутили, находясь рядом с теми уникальными людьми, которые там живут. Они с нами ездят на каждый спектакль, где бы мы ни были: в Вене, в Хельсинки, в других замечательных городах. Смотрят с фотографий, так что не расслабишься. (Улыбается.)

ВОПРОС: Как Вы оцениваете фестивальное движение в нашей стране?

МИРОНОВ: Пусть будет больше фестивалей, чем их не будет совсем. Такие города, как Омск или Пермь, должны стать примером для многих. В сентябре у меня была встреча с Дмитрием Медведевым, в конце которой Президент сказал, что впредь работа губернаторов будет оцениваться, в том числе, как они проводят работу с культурой. Хочется верить. Ведь беда и темнота идет отовсюду. Я звонил в мэрию, чтобы не закрывали один театр, но мне ответили: „Ой, нет! Моя жена больше любит КВН”. Вот на таком уровне все и решается. Есть и другие примеры. Уже не первый год мы проводим Фестиваль театров малых городов в городе Лысьва Пермского края. После того, что я там увидел, у меня не было слов. Мэр сидит на читках пьес и не только на спектаклях. Что ему в этой немецкой драматургии нужно? А он сидит и не может оторваться. Они построили дорогу, гостиницу, и фестиваль стал градообразующим предприятием. После этого мы поняли, что нужно менять город, так как здесь уже все хорошо. (Смеется.) Надо ехать куда-то еще, но Лысьву мы, безусловно, не оставим.

ВОПРОС: Как воспринимает молодое поколение, казалось бы, такого „совкового” писателя Шукшина?

ПАВЕЛ АКИМКИН (артист, „Шведская спичка”, „Рассказы Шукшина”): Как воспринимает Шукшина мое поколение?.. Мы сегодня ехали в машине, и там играла какая-то наша современная попса, а потом зазвучала песня годов 60-х. Каждый раз в такие моменты возникает желание вернуться в то время, послевоенное, и не в плане благоустройства, а как в ситуацию. Оно было такое чистое и светлое, как мое детство. Хочется приехать туда, потому что там всегда хорошо. Дело в том, что автор Шукшин, который все это запечатлел, понятен всем и каждому. Сам материал, он близок всем.

АЛЕКСАНДР НОВИН (артист, „Рассказы Шукшина”): Мы играли в Вене, где после спектакля у нас была встреча со зрителями. Там была одна парижанка, которая ни слова не знает по-русски. Она плакала. Мы у нее спрашиваем, чего же Вы плачете, что Вам наш Шукшин. А она в ответ: „Ну, что Вы! У нас все то же самое! ”

ЧУЛПАН ХАМАТОВА: Просто потому что это великая русская литература! …

МИРОНОВ: Я хочу только добавить. Пока мы летели сюда и пока мы здесь находимся, лично я, находясь рядом с Чулпан, слышу разговоры, касающиеся только фонда [„Подари жизнь”]. Благодаря ему 1 июня открывается клиника, которую все долго ждали. На сцене телефона, слава Богу, нет. (Улыбается.) Это человеческий подвиг для меня.

ХАМАТОВА: У нас есть примеры одного звонка во время спектакля…

ВОПРОС: Вы не расскажете, какого?

МИРОНОВ: Случай у нас один был. Во время кризиса деньги, в том числе строительные, на реконструкцию театра, сгорели в банке. После этого я спать, есть и жить практически не мог, мог только играть на сцене. От отчаяния я набрал приемную Президента, на тот момент Владимира Владимировича Путина. Телефон нашел в справочнике. Я понимаю, что это пятисотая секретарша, которая принимает звонки. Я объясняю, что это звонит Евгений Миронов и что он хочет поговорить с Путиным. Мне, конечно, отказали. Играем мы „Рассказы Шукшина”, там у нас постоянные переодевания, на которые есть не больше минуты. Я не знаю, как вообще оказался у меня телефон рядом. Когда я был одной ногой в штанине, а Чулпан уже готова была выйти на сцену, раздается звонок. Я беру трубку, и мне говорят, что „с Вами хочет поговорить Владимир Путин”. На что я, ни секунды не сомневаясь, говорю: „Я сейчас не могу, через сорок минут перезвоните”. А потом… так быстро я не играл никогда. Но, к сожалению, после спектакля мне сказали, что „теперь он не может с Вами поговорить”.

ВОПРОС: Есть ли разница в восприятии спектакля в Москве и, например, в Сибири?

ЮЛИЯ ПЕРЕСИЛЬД (артистка, „Рассказы Шукшина”, „Шведская спичка”): Есть. Я первый раз в Омске, и мне очень понравилось здесь. … По поводу восприятия. .. здесь сразу чувствуется, что город театральный. Мне довелось это понять еще со „Шведской спички”. В Москве две крайности: либо зрители молчат, либо начинают хохотать. Здесь слушают. Стало понятно, что зрителям не в новинку все это, они слушают, понимают и делают свои выводы. …

МИРОНОВ: В плане культуры, там, конечно, средоточение всего и вся. Здесь происходит некое очищение. С одной стороны, вы рады гостям, но с другой, я заметил, в вашем городе зритель знает себе цену. Иногда есть такая безумная радость, что бы ни сыграли. Нет, тут видели многое, и есть такое уважительное отношение и к себе и, конечно, к гостям. Например, вчера нас повели в Музей Достоевского. Когда мы увидели, людей, которые там работают… Понятно, какие копейки они получают, но то, как у них светятся глаза и то, какое счастье они излучают, достойно уважения. Святые люди! Мне есть с чем сравнивать. В связи со стройкой я последнее время много общаюсь с совсем другими лицами. Даже бывает, что у них радость на лице, но это маска, за которой кроются какие-то триллеры. Здесь как будто себе делаешь прививку от людей. Это очень дорогого стоит.

ВОПРОС: Как Вы готовились к роли Крыса Вениамина для мультфильма „Звездные собаки: Белка и Стрелка”?

МИРОНОВ: Знаете, я чуть не получил инфаркт. Оказалось, что, когда я стал озвучивать, еще не было изображения. Нужно было постоянно фантазировать: представить себе этого Крыса. Ко мне во время работы подходили звукорежиссеры и спрашивали, не хочу ли я отдохнуть. Я очень волновался. Это очень тяжелая вещь, найти образ для персонажа. Я восхищаюсь гением Табакова. Правда, всегда отказываюсь озвучивать иностранные мультфильмы, пусть Comedy Club это делают. Вениамин — это подсмотренный образ из многих друзей.

ВОПРОС: Скоро на экраны выйдет семисерийный фильм „Достоевский”. Как протекал процесс подготовки к съемкам?

ХАМАТОВА: Про Марью Дмитриевну и так ничего неизвестно, поэтому все, что было, нашли и использовали. Мне не надо было открывать какие-то новые исторические факты или доказательства.

МИРОНОВ: Для меня это был тяжелый период. К моменту съемок сценарий картины был очень сырой. Мы брали всю информацию, какую только находили: переписки, воспоминания — все это мы добавляли в сценарий, чтобы наполнить его жизнью. Меня поразило вот что: все эти памятники Достоевскому, мощные, сильные, ничего общего не имеют с подлинным для меня Федором Михайловичем. Более трепетного, импульсивного, очень страстного, мучающего и себя и своих близких, очень требовательного к себе человека я не знаю. Перед смертью он хотел написать „Историю великого грешника”, но написал только часть „Братьев Карамазовых”. До конца у него оставались сомнения в вере, то-есть вера во Христа абсолютная, а вообще много вопросов, которыми он мучился. Он, безусловно, состоял из всех своих героев. Это тот способ мышления, когда он не подсматривал, не сочинял и не фантазировал, а брал и Мышкина, и Рогожина из себя.