В «Красном колесе», экспериментальном проекте Театра Наций, неукротимый артист входит в образ Ленина – на территории Луи де Фюнеса
В День Конституции, следующий за столетием со дня рождения Александра Солженицына, бегло вспоминаем старые и анонсируем новые театральные интерпретации русского-антисоветского классика.

Более всего в театре повезло «Одному дню Ивана Денисовича»: повесть часто становится основой актерских моноспектаклей, самый известный придуман Александром Филиппенко. Его, кстати, сегодня играют в Театре им. Моссовета, но это, конечно, не в последний раз: у замечательного артиста, способного и на трагедию, и на клоунаду, вышел абслютный хит.

Великий спектакль по «Одному дню...» был у Андрия Жолдака в короткую и прекрасную эпоху его руководства харьковским театром «Березiль». Текста Солженицына там практически не осталось, но за густым физиологическим маревом Zholdak Dreams явственно проступал абсолютно солженицынский сюжет – духовное освобождение человека, на долю которого выпала жизнь в бесчеловечных условиях.

Опера Александра Чайковского «Один день Ивана Денисовича» была впервые поставлена соавтором либретто Георгием Исаакяном в Пермском театре им. Петра Ильича Чайковского. В декабре 2018-го Исаакян вновь поставил её – уже в Большом театре, но на Камерной сцене (которая еще года полтора назад была самостоятельным музыкальным театром имени Бориса Покровского). 

В 1998-м году несколько глав романа «В круге первом» Юрий Любимов превратил в «Шарашку», один из безусловных шедевров постсоветской Таганки. Любимов (себе он не без жесткой иронии отвел роль Сталина) первым почувствовал оперное величие солженицынских текстов: часть использованной в спектакле прозы стала основой хоралов. Сценография Давида Боровского вынуждала зрителей разделять с героями жизнь и судьбу: деревянный помост соединял сцену и зал; смотреть на этот круг, продолжающий полу-трибуну, полу-нары со стороны возможности не было. Понятно, что видео не передаёт всей мощи того спектакля, но всё же лучше видео, чем ничего.

Неожиданно, что театр вдруг обратился к «Красному колесу» – почти неподъёмному многотомному историческому исследованию, мало похожему на беллетристику; в кинокритике есть такой термин – unfilmable, про литературные произведения, не поддающиеся экранизации.

О переносе «Красного колеса» на сцену, казалось бы, и помыслить невозможно, однако в сотый день рождения Солженицына свой спектакль по эпосу показал худрук Театра Армии Борис Морозов (в 1990-е ставивший в Малом театре пьесу Солженицына «Пир победителей»). Судя по списку действующих лиц, это подробное, основательное действо. Другой – нарочито легкий и будто бы не слишком серьезный подход к тому же первоисточнику – в Новом Пространстве Театра Наций.

Год назад по инициативе Евгения Миронова и Романа Должанского здесь прошла актерско-режиссерская лаборатория, руководителем которой стал Талгат Баталов.

За десять дней молодежь колесом прошлась по Солженицыну и выпустила театральный сериал из пяти лаконичных эскизов, три из которых остались в репертуаре.
Играют их друг за другом, в течение дня; каждая серия длится около часа, не соскучишься. «Игра» – ключевое слово для этого быстрого театра; так вышло, что на многопудовый труд Солженицына здесь ответили в хорошем смысле безответственной работой.

Здесь мастерство не сопряжено с пролитым потом; этот проект проносится как экспресс TGV, пусть третья часть и называется в честь зубра-паровоза – «Вагон системы «Полонсо»: в нём Ленин в компании двух преданных женщин добирался из Галиции в Цюрих.

Но поезд, конечно, мифологический, в нем дольше века длится день, в нарушение бытовой хронологии Ленин – потешный и домашний, диванный революционер-капризуля – проделывает путь из зарубежья на родину, торопясь впрыгнуть в вагон революции; путь от теоретических сотрясений воздуха к овладению целой страной, распаренной революцией.
Листки с текстом в руках у актеров – забавный штрих, работающий на тот же художественный замысел: мы не стесняемся того, что делали спектакль на скорую руку, мы, напротив, гордимся его раскованностью. Из декораций – трансформируемые деревянные щиты, из спецэффектов – только скромная, но осмысленная видеопроекция. При всей «как бы» необязательности, сериал демонстрирует разнообразие театральных языков, котороми молодые режиссеры неплохо владеют.

Начинается всё с отречения императора и серии «На «Дне», придуманной Артёмом Терёхиным. Это – почти камерная опера, обнаруживающая музыкальность в сухой исторической хронике. Царю, которого, видимо, по недоразумению прозывали Кровавым, и его семье авторы определенно сочувствуют. У Солженицына, кстати, при всей ненависти к большевизму, никакого упоения монархией нет;

царская Россия рухнула – иначе и быть не могло;
занятно, что поколение, не каждый представитель которого вообще помнит про 1917-й, проявляет к «проклятому царизму» неожиданную теплоту. А Дно в названии пишется с большой буквы не от великого ужаса, который охватывает при мысли о судьбе России; Дно – это железнодорожная станция, где опальный Николай II в марте 1917-го собирался встретиться с февральским революционером Родзянко. Но встречи не вышло, поезд пошел не в ту сторону, виной чему – один из тех маленьких человеков, на которых держится русская литература, некий инженер Бубликов (которого задиристо играет актер Студии тетарального искусства Александр Прошин).

У второй серии, «Ячейки» Егора Матвеева, подзаголовок «Скетч-шоу»: в таком формате мы попадаем в охваченный революционной сумятицей и галлюцинациями Петроград; здесь больше абсурда и здорового цинизма, а вообще «Ячейка» – упражнение по мгновенным перемещениям из смурной реальности в сюр.
«Вагон системы Полонсо», поставленный Талгатом Баталовым, – фарс, в котором с видимым наслаждением купается актерское трио: Евгений Миронов – Ленин, Евгения Дмитриева – Крупская, Людмила Трошина – мать Надежды Константиновны, Елизавета.

«Ленин с тёщей» – почти «Ленин в Польше», только смешнее.
Хотя совсем без трагических обертонов, доверенных хору, Баталов не обошелся: всё ж не колесо изобретаем, а о России думаем.