Top.Mail.Ru
Сегодня
19:00 / Основная сцена
Завтра
19:00 / Новое Пространство. Страстной бульвар, д.12, стр.2
Касса  +7 (495) 629 37 39

Народный артист России Евгений Миронов — о творческих поисках, терпении худрука, высоте планки и человеческих открытиях

С 27 июня по 7 июля в Тюмени и Тобольске пройдет фестиваль «Театр наций Fest». Зрителей ждут театральные показы, мастер-классы, творческие встречи. В третьем по счету региональном форуме примут участие Елизавета Боярская, Игорь Верник, Мария Миронова, Авангард Леонтьев и, разумеется, худрук театра Евгений Миронов. Корреспондент «Известий» встретилась с народным артистом.


— Объем мероприятия впечатляет. Но зачем крупному столичному театру региональный фестиваль такого масштаба? Можно было бы ограничиться гастролями.

— Фестиваль — нечто большее, чем просто гастроли. Он дает возможность показать разные направления работы театра и даже что-то оставить городу, куда мы приезжаем. Мы не просто привозим на фестиваль свои спектакли, но и организуем в городах творческие лаборатории. Приезжают молодые режиссеры, педагоги, ставят современные пьесы, открывают новые имена — в общем, начинается такое бурление! Мы не хотим работать как звездный десант, который приехал, блеснул и удалился. Нам хочется работать с коллегами, с артистами и, самое главное, с публикой.

Нам важно поделиться со зрителем тем, в какую сторону мы идем. Мы хотим познакомить людей со всей многогранной деятельностью Театра наций. Чтобы показать абсолютно разные формы искусства, мы и проводим фестиваль. А еще, чтобы провести фестиваль, необходимо множество ресурсов, и это стало возможным благодаря программе «Формула хороших дел».


— Что войдет в программу «Театра наций Fest»?

— В этом году фестиваль включает показ драматических постановок для взрослой публики, показ детского спектакля и литературные вечера — как в авторском исполнении, так и в актерской интерпретации. Мы устроим для жителей и гостей Тобольска «БеспринцЫпные чтения» популярного писателя Александра Цыпкина. Его книгу во время съемок «Времени первых» мне подсунул Костя Хабенский. На тот момент я, к стыду своему, еще ее не читал. Проглотил залпом рассказ «Томатный сок» и сразу влюбился в свободный почерк этого автора. Кстати, Саша также проведет мастер-класс для писателей Тюмени и Тобольска.

Музыкальное событие фестиваля — концерт «Евгений Онегин. Лирические отступления» на тобольской Красной площади. Решились на этот эксперимент ради того, чтобы постановку увидело колоссальное количество людей. Режиссурой занималась Марина Брусникина, она же задействовала наших ведущих драматических артистов: Марию Миронову, Игоря Верника, Лизу Боярскую, Василия Михайлова, Ольгу Остроумову, Авангарда Леонтьева и даже меня.


Мы везем спектакль «Живые картины» режиссера Виктора Алферова — он о том, как во время войны жили работники Эрмитажа. Покажем социально-бытовой спектакль из Новосибирска «Злачные пажити», поставленный по книге нашей современницы Анны Старобинец. Анну называют «русским Стивеном Кингом». Поставила спектакль Юлия Ауг. Примечательно, что в этом спектакле примут участие студенты из Тобольска, будущие актеры.

Мы не могли не привезти наш детский спектакль-детектив «Осторожно, эльфы!». Детям нравится участвовать в расследовании почти что криминальной истории. Режиссеры — лауреаты «Золотой маски» Мария Литвинова и Вячеслав Игнатов. Также будем показывать спектакль «Наше всё… Бродский. Лица необщим выраженьем» — им откроется фестиваль.

Также есть социальная деятельность, которую Театр наций развивает очень мощно. Мы решили воспользоваться ситуацией, когда наши артисты будут находиться в Тобольске, чтобы поделиться своим волонтерским опытом. Таким образом, получается мощный концепт, для осуществления которого «Театр наций Fest» был создан и предназначен.


— Вернемся к вашей работе в столице. Андрей Миронов в свое время сказал, что зрители информированы и образованны и актер не имеет права быть глупее их. Сегодня театр ставит планку для зрителя или старается соответствовать его уровню?
— Думаю, что когда театр старается соответствовать чьему-то уровню — это уже не театр, а какой-то фастфуд или попкорн. Именно по этой причине театр не может не дотироваться государством. Если бы мы понимали, что хотим угодить зрителю, то ставили бы коммерческий репертуар, который приносил бы нам деньги. Тогда у нас и вопросов к государству бы не было. Но я убежден, что театр должен задавать планку. Зрители бывают разного уровня, но мы не можем делать для них скидку.

Другое дело, что зрителям нужно помогать, давать им возможность встречаться с авторами спектаклей, задавать вопросы. Перед премьерой мы регулярно устраиваем такие мероприятия в Новом пространстве. Это настоящая школа для зрителя, где можно познакомиться с режиссером, со стилем его работы, с новыми направлениями в драматургии.

— Вы запустили этот формат, когда столкнулись с непониманием зрителей?

— Скажем так: зрители иногда не понимают, на какой спектакль идут. С этим мы сталкивались и сталкиваемся до сих пор. К счастью, уже не в такой значительной мере, как раньше. Все наши спектакли разные. В театре нет главного режиссера, который единолично ставит, — у нас открытая площадка. Поэтому, чтобы не ошибиться, сначала надо разобраться, на что ты идешь. В любом случае мы гарантируем качество и высочайший уровень каждой из постановок.

— В одном из интервью вы сказали: «Есть театр, который я лично не принимаю, но мне необходимо о нем знать, чтобы развиваться, быть культурным человеком и быть в контексте мирового театрального искусства». Должен ли зритель выстраивать свои отношения с театром по этому принципу?
— Думаю, каждый сам выбирает: развиваться ему или не развиваться. Мне интересно учиться, именно поэтому вокруг Театра наций происходит постоянный, круглосуточный круговорот. Мы тесно сотрудничаем с фестивалем «Территория», Театр наций — практически его штаб-квартира. Мы становимся местом творческой реализации для большого количества молодых людей: режиссеров, актеров, драматургов или просто зрителей, которые знакомятся с тем, чего они не знают. Мы привозим представителей современного театра со всего мира — самых интересных, как мне кажется, людей на сегодняшний день.

Их постановки — это почти всегда непонятно, а иногда и агрессивно, потому что это молодой язык, молодая энергия, молодой темперамент. Им необходимо высказаться, причем иногда в очень острой форме. Конечно, тут нужно терпение. Дальше ты для себя отсеиваешь, что твое, а что нет. Но я должен про всё это знать.

У меня в памяти до сих пор живы отрывки из спектакля венгерского театра Krétakör, они меня в свое время шокировали. Я выбежал из зала как ошпаренный, прошло уже много лет, но я до сих пор их помню. Еще приезжала к нам американская труппа Wooster Group. Это совершенно другой способ существования на сцене. Я не имею права всего этого не знать, тем более что я не только худрук, но и артист.


— Многие ваши коллеги не считают это обязательным, отстаивая свои художественные приоритеты.

— А я поражаюсь невероятной лени наших коллег. Многие и носа не высовывают из своих театров — сидят в этих своих коробочках и играют нечто, срок годности чего давно прошел. Помню, у меня был момент в театре Табакова, когда я понимал, что задыхаюсь. Не потому, что театр находился в подвале, а потому, что не было свежей струи идей.
Тогда мы нашли друг друга с Валерой Фокиным. Он сделал три постановки и привлек в театр совершенно новую, экспериментальную, ломающую стереотипы волну. Я очень рад, что мы с коллегами имели эту счастливую возможность — поработать с ним. Поэтому для меня всё это лишь вопрос активности — хочешь ты или не хочешь развиваться.

Найти «музейный» театр не проблема — они есть в Москве. Можно даже спокойно закрыть глаза часа на три и просто послушать классический текст. Но ничего нового для себя ты не увидишь. Мне важен другой театр — ищущий.

— Вы почти 12 лет руководите Театром наций. Чему научились за эти годы?

— Как художественный руководитель я научился терпению. В большей степени от своего учителя Олега Павловича Табакова. Еще научился умению прощать, потому что театр — это сложная дорога. Иногда кажется, будто тот, кто не служит общему делу, — предатель. Но это не так. Вот и Олег Павлович считал, что в этом деле не может быть предателей. И я тоже потихоньку прихожу к этому мнению. Во всем, что важно для дела, необходимо прощать. Нужно быть заточенным на результат. Не на успех — на цель. Я понял это для себя, но у меня не всегда получается следовать этому правилу.


— Художественное руководство повлияло на вас как на артиста?
— Не могу сказать, что регулярно даю себе роли. У меня уже полтора года нет премьер. Если бы я служил в МХТ или другом театре, там бы наверняка сказали, что это не по-хозяйски. Ведь раз зритель ходит на мою фамилию, это значит, что меня нужно регулярно использовать в репертуаре. Но в Театре наций у меня нет такой возможности.

— Нет времени?

— Не в этом дело. В мае у меня было три спектакля. В другом театре я бы пахал по 10–12, потому что это приносит кассу. Но в моем театре есть множество других спектаклей, которые тоже необходимо играть в этот месяц. В этом году мы уже сняли с репертуара три спектакля, из них, кстати, два моих. Кто снял? Худрук снял (смеется). Теперь я буду играть еще меньше.

— Уверена, что зрителям вас очень не хватает.

— Не беспокойтесь, скоро я всех порадую. Есть в загашнике парочка ролей. Но пока не заключены договоры с режиссерами. Это сложно, потому что, например, с Робером Лепажем мы договаривались лет шесть, с Робертом Уилсоном — восемь. О второй работе с Лепажем мы уже лет пять ведем переговоры. Я не говорю о российских режиссерах, с которыми тоже бывает не очень просто, у многих есть свои театры.


— Чем ваш театр продолжит череду громких премьер?
Народный артист России Марк Розовский — о юбилее театра «У Никитских ворот», уроках Товстоногова и внутреннем космосе человека
— Недавно вышел спектакль «Игра» Явора Гырдева с Виктором Вержбицким и Александром Новиным. На прошлой неделе состоялась премьера спектакля Марата Гацалова на Малой сцене по очень интересной пьесе Михаила Дурненкова «Утопия». Начинает репетиции режиссер Андрей Могучий. Но что именно, пока не буду называть. В сентябре «Театр чудес» по новеллам Сервантеса выпускает Денис Бокурадзе.

На Малой сцене будет премьера моноспектакля по Ахматовой, который будет ставить наш актер Дмитрий Сердюк, он же будет в нем играть.

Мы продолжаем изучать музыкальный театр. У нас появится мюзикл по мотивам фильма «Стиляги», который поставит один из лучших режиссеров мюзиклов Алексей Франдетти.

К 100-летию расстрела царской семьи появится уникальный проект — «Последний дворец последнего царя». Наше Новое пространство располагается в особняке 1812 года, и мы хотим инсценировать в нем историю Ипатьевского дома, расстрела и следствия по делу. За постановку возьмется лауреат последней «Золотой маски» Михаил Патласов. Проект будет иметь документально-исследовательский характер, в этой истории до сих пор много вопросов. От спектакля-променада постановку будет отличать именно фактология. Всё остальное я расскажу на пресс-конференции в сентябре.

— Над чем работаете в кино?

— Приступаю к работе с режиссером Эдуардом Парри. Он будет снимать телевизионный фильм «Пробуждение». Съемки должны начаться в июле. Создатели оттолкнулись от известного американского сериала, но он почти полностью будет переписан. Впервые в жизни играю следователя. Жизненные обстоятельства моего героя настолько сложные и неожиданные, что я не мог не согласиться на эту работу. Сейчас готовлюсь, работаем со специалистом из Следственного комитета, даже поучаствовал в следственном эксперименте. В общем, обучаюсь различным профессиональным навыкам.


— Когда артист достигает такого уровня в кинематографе, всё еще является значимым, хвалят вас или ругают?

— Я сам себе самый строгий судья. Редко бывают моменты, когда мне действительно нужен кто-то рядом, чтобы поставить меня на место. Хотя, признаюсь, и такие случаи бывали. Очень рад, что у меня есть люди, которые могут сказать мне очень жестко, что они думают. И еще больше я рад способности, которая у меня пока осталась, — услышать это. А я иногда вижу со стороны, как люди такую способность теряют.

— Какое самое ценное наблюдение вы сделали, работая над человеческими характерами в актерском качестве?

— Сложный вопрос, потому что это знание для меня печально. Думаю, оно больше относится к вопросам веры, а в этом я тоже пока что шатаюсь. У меня у самого по-прежнему много вопросов к жизни. Быть может, это и хорошо. Я не смогу точно всё конкретизировать, это очень длинная тема для разговора.

Мой актерский опыт уникален. Я работал над Достоевским и даже играл его. И если Достоевский совершенно безжалостно разбирает человека на винтики, то я разобрал еще и самого автора вместе с замечательным режиссером Владимиром Ивановичем Хотиненко. Это было интересно — всех персонажей Достоевский создавал из опыта своей жизни: и женские образы, и мужские. Еще мне было бы интересно поработать над Толстым, но с ним пока не свела судьба.

Совершенно другого рода опыт у меня был с Антоном Павловичем Чеховым. При всей безжалостности, которую Достоевский позволяет себе при честном разборе человека, он всё же сострадает ему. А Чехов часто насмехается. Наверняка это качество его первой профессии — врача. В произведениях Чехова для меня нет сострадания, только диагноз, он жесток по отношению к своим героям, и оправдывать их поступки сложно. С другой стороны, может, Чехов и был прав…


— А что для вас самое важное в отношениях с людьми?
— Помнить о том, что ты тоже человек, а потому с пониманием к ним относиться.

— Есть ли у вас главное правило, которому вы неукоснительно следуете?

— Солженицын сказал: «Живите с ровным превосходством над жизнью, не пугайтесь беды и не томитесь по счастью. Всё равно ведь и горького не до веку и сладкого не до потолка».

— О вашей трудоспособности уже складывают легенды. А бывают ли у вас вечера, когда вы знаете, что завтра никуда не надо идти и ничего не нужно делать?

— Я пытаюсь устроить себе это каждый раз, но это так бессмысленно... Иногда выдается свободный день, но для меня до сих пор остается тайной, каким образом он поминутно заполняется делами. Я думаю: «Секунду, это же был мой единственный свободный день» (смеется). Но тут позвонили, там куда-то позвали, здесь попросили — и всё, дня нет. Не понимаю, как с этим бороться.