«Электра» в Театре наций отменила высшую справедливость «Электра» в Театре наций – московский дебют режиссера Тимофея Кулябина. В Новосибирске его имя знают все, не только поклонники театра «Красный факел». В свои 28 лет он уже попал в число номинантов «Золотой маски» и выбился в лидеры режиссерского поколения. Для постановки в Театре наций Кулябин выбрал античную трагедию и свою сокурсницу по ГИТИСу Юлию Пересильд на заглавную роль. Историю Электры, написанную 2500 лет назад, он столкнул с современным представлением о Боге и мироздании. В результате получился лаконичный и провокационный спектакль о том, что Бога нет. Современность и античность у Кулябина «встретились» в международном аэропорту, где и появляются герои Еврипида, – в точке пересечения людей с разным мироощущением и культурным кодом. В пустом, почти стерильном зале ожидания. Здесь блестит кафель и светятся табло рейсов. Периодически они начинают рябить – и через помехи прорывается научная мысль XX века. Большой взрыв, бозон Хиггса («частица-бог»), модель расширяющейся Вселенной, черная дыра – эти понятия поясняются в программках и идут бегущей строкой – как новое знание о мире, в котором нет места Творцу. На табло транслируются цитаты нобелевских лауреатов – от физиков до физиологов, – и все они ставят под сомнение саму идею существования Бога. После холокоста молиться ему как-то невежливо, а верить в божественное происхождение человека – ошибочно. Под словами Лоренца и Вайнберга Тимофей Кулябин готов подписаться. Но начинает спектакль с контрапункта. С одной стороны, он не признает высшую силу, которая «санкционирует» убийства и допускает жертвы. А с другой – не перестает удивляться тому упорству, с которым люди продолжают верить, несмотря ни на что. На сцену выходит пассажир, который никуда не летит. Молча снимает темные очки, пиджак, ставит на пол магнитофон, а титры на табло сообщают: он потерял в авиакатастрофе всю семью. И теперь каждый год в один и тот же день приходит сюда, чтобы танцевать. Это ритуал. Человек просит богов вернуть его близких. В отточенные танцевальные фразы он вкладывает всю силу своей мольбы. Но Боги молчат. Звучит только музыка, на предельно «вызывающей» громкости, а он вопреки всему продолжает танцевать и верить в невозможное. Герои античной трагедии Электра и Орест (актер МХТ Олег Савцов) тоже молят богов, но только о другом – о возможности отомстить за убийство отца. Они видят в этом свою миссию и выстраданное право. Царская дочь Электра «отбывает срок» в подсобке, заставленной моющими средствами, бок о бок с мужем-работягой. Каждый день он надевает желто-зеленую спецовку и отправляется на уборку аэропорта. А она – бритоголовая, в крупных серьгах и тяжелых, армейских ботинках – его провожает. Не глядя протягивает воду, бритву, полотенце. Замедленно, как на рапидной съемке. Забирает майку, которой он промокнул подмышки, и сосредоточенно опускает в таз – скупыми, «вязкими» движениями. В первом действии Пересильд напоминает сомнамбулу. Погруженная в себя, она думает только о мести и высоко держит голову, гордо и величественно. Потому что уверена: ее страдание – высшей пробы и нести его надо как мученический венец. «Электра» Кулябина – по сути, два спектакля в одном. Первый – сакральный: здесь монотонные, механичные жесты Электры производят гипнотический эффект – это почти ритуал. Второй – натуралистичный: здесь лихорадочные действия Ореста смотрятся как криминальная хроника с акцентом на бытовых деталях. До антракта Электра и Орест – герои, проводники воли богов. К убийству отчима и матери они готовятся на семейной трапезе, сидя за длинным столом и разделяя хлеб и вино, как на «тайной вечери». Но совсем не в память о Христе, а в знак своей готовности пролить чужую кровь. На этот случай чемодан Ореста забит столовыми ножами. Он пробует в руке то один, то другой, пытаясь понять, за какой удобней держаться. Чем не выбор? Другого все равно не дано. Следуя логике античного героя, Орест в это старательно, по-школярски верит. Второе действие Тимофей Кулябин строит по контрасту с первым – и спускает миф с небес на землю. Когда на багажной ленте выезжает окровавленный труп, а Орест суетливо бегает по сцене в поисках сигареты, из героя он превращается в банального убийцу. Его лихорадит от ужаса и приступа сомнений: «Зачем это?» Пытаясь отмыть руки, он тут же кидается к убитому и тащит его к ногам Электры как «трофей». А та сначала теряется, но быстро входит в раж. Грузное тело отчима Орест то и дело водружает на скамью, чтобы сидел и «слушал». А Электра высказывает мертвецу все, что накопилось. Поливает вином, сыплет на голову окурки. Эта агрессия даже пугает Ореста, который делает робкие попытки ее остановить. Но Электра не остановится и толкнет на убийство матери. Просто запустит ее в подсобку к Оресту, как в клетку с тигром, а сама будет держать дверь, пока не утихнет возня. Разборки в стиле «Электры» часто попадают в сводки новостей, но уже не шокируют, а заставляют просто поморщиться и переключиться. Моральный кризис – проблема слишком глобальная, чтобы о ней думать. О «выхолащивании» душ вспоминают только по следам чудовищного убийства, когда очередной «герой» отбрасывает цивилизацию на 2500 лет назад. На «Электре» понимаешь, как человек, обиженный на жизнь, ожесточается до предела. Как появляются кабановы, мужья, которые кромсают жен, потому что съехали с ума от безденежья и потери комфортных условий жизни. Прикрываясь богами, Электра и Орест тоже на самом деле вымещают свою обиду за скитания и унижения. Отчима и мать они приносят в жертву своему страданию. Но это убийство оказывается не ритуалом, а простой «бытовухой». Никакого геройства и высшей справедливости. Дегероизация дойдет до точки, когда Орест, как ни в чем не бывало, откроет баночку с детским питанием – гостинец от матери, только что им убитой. «Бога нет», – скажет он и достанет билеты на самолет. Зал аэропорта вдруг наводнится людьми, ожидающими свой багаж. А среди них снова появится Танцующий и снова исполнит свой ритуальный танец, не замеченный никем, кроме Электры. От античной трагедии на сцене не остается и следа. Все кровавые пятна подтерты и подчищены, миф о том, что убийство может быть оправданно, развенчан, а боги дискредитированы. Если они все видят и молчат, значит, есть повод в них сомневаться.