Пресс-показ спектакля "Макбет" в Театре Наций состоялся 21 ноября, сегодня, 22 ноября, будет премьера. Елизавета Бондарь поставила спектакль, не использовав всем известные классические переводы Шекспира: драматург Анна Лифиренко сделала новый перевод, адаптировав его под режиссёрскую идею. Здесь очень много звуковых экспериментов: размер стиха соответствует апокалипсису, происходящему в душе у героев (ритм рваный, со смещенными, как будто бы неправильными ударениями, он становится более классическим и гладким, только когда Макбет - очень харизматичный Дмитрий Гизбрехт - становится царем; леди Макбет - Мария Смольникова - теряет не разум, а речь: ее финальный монолог - лишь набор слов). Драматург придумала много новых слов, которых в языке нет, но которые так умело образованы, что их смысл легко понятен - как, например, страна Мудляндия и пр.

Я не просто так начала именно с текста, потому что звук - главный инструмент в этом спектакле. Это тот редкий случай, когда связка режиссера - сценографа - драматурга - музыканта сработала идеально слаженно. Музыку писал Пётр Айду, а Бондарь (она - и режиссёр, и художник) сделала такую декорацию, которая и визуально очень атмосферна, и работает как музыкальные инструменты - вызывающая тревогу арматура, которой опутана вся сцена, становится инструментом, по которой стучат молоточками, издавая разные звуки. И так же с жестяными огромными листами - то ли они пулями помяты, то ли музыкальными молоточками. Пространство буквально звучит каждую секунду - то тревожно, то как колокольный звон, то как набат. Оно буквально воет от происходящего вокруг апокалипсиса.

Бондарь не стала вписывать историю Макбета в какое-то конкретное историческое время - это вневременное пространство, как будто пораженное радиацией, как будто всё происходит уже после смерти. В центре сцены вроде бы символ жизни - дерево, но оно сделано из все той же арматуры. Леди Макбет (рада, что у Смольниковой, которую лишили огромного числа крымовских ролей, появилась новая работа) тоже вроде бы постоянно говорит про зарождение новой жизни и даже ходит с странным железным подобием люльки, но смерть не может породить жизнь. Убить намного проще, чем родить что-то живое, очень циничная фраза - «Даже зачатие кроликов проистекает куда сложнее, чем убийство». Здесь уже все мёртво, все персонажи похожи больше на зомби, чем на людей. Мы не видим процесс, как Макбет сходит с ума от жажды власти, он с самого начала - больной человек. Бондарь придумала историю, что Макбет возвращается с войны с контузией, поэтому весь мир видит искаженным: он не только полон странных звуков, но и даже на уровне пластики все очень странные и больные - тут все говорят странной заторможенной интонацией, постоянно дёргаются от нервного тика. Они и психологически изувечены, и физически - у кого лицо в ожогах, у кого в гематомах (или порохе). Все они - раненые на войне люди, живые мертвецы.

Помимо антитезы жизни и смерти (которая, на самом деле, в этом пространстве никакая не антитеза - «из ничего и выйдет ничего», вспоминая шекспировского же «Лира»), важная тема спектакля - здесь нет одного тирана, которого некое добро может победить. Тирана может победить только такой же тиран: сначала Макдуфф (Александр Гришин) прямым текстом рефлексирует о том, что победив Макбета, он станет таким же; а в самом конце, как будто закольцовывая спектакль, Малькольм (Виталий Довгалюк) слушает предсказание ведьмы (вернее, нищенки-гадалки, которая просит «ручку позолотить») - с этого начинал Макбет, этим же и заканчивает, видимо, следующий тиран Мудляндии - Малькольм. Верный пёс Росс (Артём Шевченко) так и будет перебегать от одного тирана к другому, выбирая того, с кем сейчас выгоднее: «Наш долг перед Шотландией - быть заодно с царём» - какое знакомое оправдание, почему надо молчать о преступлениях и всегда верно служить власти, какой бы она ни была?