Более четырехсот лет назад впервые прозвучали с подмостков слова шекспировского Гамлета о самом большом чуде природы - человеке, «красе вселенной», «венце всего живущего», способном чувствовать себя повелителем бесконечности, будучи замкнутым даже в скорлупе ореха, но лишь спустя несколько веков канадский режиссер-кудесник Робер Лепаж реализовал их буквально, заключив героя своего спектакля не в скорлупу, а в куб, зависший между небом и землей.

Его постановка «Гамлет | Коллаж» в Театре Наций стала одой человеку, силе воображения которого подвластно преобразовывать действительность, соединять времена и миры, реальность и вымысел, - артисту, Актеру. Скорчившийся в углу обитой мягкими панелями палаты для душевнобольных пациент в смирительной рубашке, распрямляется, очнувшись от забытья или сумасшествия, и, осмелев, вспомнив текст не только хорошо знакомой роли, но и целой пьесы, разыгрывает ее в своем сознании. Евгений Миронов, переодевая костюмы и парики, изменяя голос и пластику, превращается поочередно во всех действующих лиц шекспировской трагедии, а стены куба, следуя за полетом его мысли, трансформируются, при помощи видеопроекций становясь величественным залом эльсинорского дворца, тесной каютой корабля, лесным водопадом, ванной комнатой Офелии или покоями Полония.

Можно обсуждать и спорить, насколько удачно получился тот или иной характер, но нельзя не восхититься талантом Миронова, мгновенно переключающегося, практически телепортирующегося из одного персонажа в другого: яркий блондин Гамлет и два его отражения - Розенкранц и Гильденстерн; по-военному подтянутый Призрак в белоснежном мундире, отдающий честь при сходе в бездну; его седобородый брат-узурпатор, тоже в мундире с орденами, но в черном, с гибкой совестью и упрямо не гнущимся даже перед алтарем коленом; меланхоличная золотоволосая Офелия; красавица Гертруда, скрывающая глаза за темными стеклами огромных солнечных очков и позирующая перед объективами репортеров подобно гламурной кинодиве; лысеющий неуклюжий Полоний с солидным брюшком, напичкавший весь дворец современной шпионской аппаратурой, но собственную жизнь организующий по стародревнему заводному будильнику; задиристый Лаэрт, чья гордо задранная голова и алый жилет придают ему сходство со снегирем; напоминающий марионетку, радостно покачивающуюся на страховочных канатах-нитях, грассирующий рыжий клоун Озрик.

Вопрос «быть иль не быть» означает для лепажевского героя «играть иль не играть». Если для принца датского идеалом (как сказали бы теперь, ролевой моделью) был покойный отец, «достойнейший король», «человек во всем», кому «подобных уже не встретить», то для персонажа Миронова таковым становится увиденный по телевизору Смоктуновский, воплотивший образ Гамлета в фильме Григория Козинцева, актер, что «в воображенье, в вымышленной страсти так поднял дух свой до своей мечты…». Шекспировского Гамлета раздумье о сути жизни и смерти возносит из умывальной комнаты прямо в небесную вышину, к звездам, а Актера Лепажа погружение в игру освобождает от сковывающих пут. Белая смирительная рубашка, вывернутая наизнанку, обернется черным камзолом, а дверь палаты - порталом в иную реальность, реальность сознания, собирающую в один коллаж самые разнородные элементы (драматические монологи, песни и артефакты из всех эпох), зыбкую, текучую, где пол и потолок могут меняться местами, параллельные прямые пересекаться, средневековый принц изучать рентгеновский снимок черепа убитого шута, а придворная дама напевать песню Марианны Фейтфул. 

Визуальное изобилие сложнейших компьютерных технологий, завораживающие «веселой игрой пространства и времени», тем не менее не позволяет ни на минуту забыть, что огромный космос висит на тонком волоске, пылающая звездная бездна оказывается порождением мыслящей огненной пылинки. 
Как писал Николас Гомес Давила, «воображение - единственное место во вселенной, где можно жить». Конец игры знаменует и завершение жизни. Больной рассудок, сразившись сам с собой на дуэли, угасает, разрывается выстроенная им связь времен, вселенная сужается до размеров мертвенно-белой палаты-клетки. «Дальнейшее - молчанье».