Национальный театр Адыгеи имеет семидесятипятилетнюю историю, стойкие традиции и театральную культуру. Он располагает отличной труппой, играющей на двух языках: адыгейском и русском. Тем ценнее та творческая гибкость и открытость, с которой здесь отнеслись к “десанту” из Москвы, осуществленному Театром Наций и Министерством культуры РФ в рамках программы по поддержке театров России. В “десант” вошли трое молодых режиссеров и педагоги по сценической речи и сценическому движению. На постановку эскизов-спектаклей им было отведено всего пять репетиционных дней. Несмотря на сжатые сроки, от показанных работ осталось ощущение, что рождались они в атмосфере взаимопонимания и доверия, с большим интересом к индивидуальности артиста и уважением к местным традициям. Турецкая пьеса “Лавина” Тунджера Джюдженоглу была освоена артистами почти как национальный материал. Ее сюжет прост. В маленьком горном селении люди девять месяцев в году говорят только шепотом, избегая резких телодвижений, боясь спровоцировать сход ледяных лавин, которые погребут под собой и село, и жителей. Здесь запрещено все. А более всего – рожать в опасный период. Дату близости молодых супругов просчитывают их родители и опытные старейшины, а если, не дай Бог, молодожены нарушили запрет или роды преждевременные – роженицу, дабы не спровоцировать катастрофу, закапывают живьем в землю. Люди, живущие в постоянном страхе, покорно подчиняются этим безбожным законам. И вот в одной из семей случается такое “несчастье”. Самая младшая женщина в семье – беременна и по срокам должна родить через месяц, но схватки, которые она пытается скрыть, начинаются раньше. Все члены семьи в этих обстоятельствах раскрываются по-разному, но результат – один. Никакие доводы перепуганных молодых не в состоянии победить массовый страх, царящий в деревне. Старшие вызывают повивальную бабку, которая удостоверяет, что роды начались, и в свою очередь созывает совет старейшин, который принимает решение: для всеобщего блага девушку надо закопать. Пьесу, напоминающую притчу, поставил москвич Родион Букаев. В его эскизе были задействованы представители всех поколений театра, включая тех, кто составляет костяк и гордость труппы. “Играющий директор” Мелеачет Зехова вышла на сцену в образе жестокой, хитрой и по-своему доброй старухи, наученной жизнью приспосабливаться к любым обстоятельствам. В “Лавине” хороши все члены этой внешне обычной семьи, в которой всё, как у людей: забота друг о друге, совместные трапезы и воспоминания, за исключением того, что если понадобится, они согласятся на погребение невестки заживо. Режиссер расположил зрителя прямо на сцене, создав на площадке документально-правдивую атмосферу. Здесь виден каждый, понятны все нюансы взаимоотношений героев, меняющихся по мере осознания грядущей опасности. К финалу сюжет достигает вершины эмоционального накала. Молодой муж, выхватив ружье, отвоевывает свою жену, а затем стреляет в воздух. И оказывается, что лавина не сошла и опасения были напрасны, как, может быть, и десятилетия, прожитые в страхе. Второй была представлена работа петербуржца Андрея Корионова – эскиз спектакля по пьесе Василия Сигарева “Гупешка”, камерная история для трех исполнителей. Гупешка – домашнее прозвище Тамары, муж Леня называет ее по аналогии с неприхотливой рыбкой гуппи, способной жить даже в канализации. А Тамара, которую Леня “вытащил из деревни”, – фантастически неприхотлива. Она готова пить чай без заварки, обхаживать хама-мужа, постоянно выслушивать гадости о своей внешности, сидеть на полу, когда все стулья заняты Леней и его друзьями. Неожиданно появляется поклонник Паша, которого Тома пригласила в гости, пока Леня на работе, не помышляя ни о каких фривольностях, а так, от скуки – пообщаться. Но тут, как в расхожем анекдоте, вылезает муж из шкафа с обвинениями в измене и заранее купленным жене билетом на электричку домой в деревню. Паша вступается за Тамару, которой искренне симпатизирует, но выясняется, что мнимый любовник подослан самим же Леней, дабы освободиться от жены. Происходит еще один сюжетный перевертыш. Паша предлагает Томе выйти за него замуж, та после некоторых колебаний по простоте душевной соглашается, но вдруг выясняется, что тиран Леня не готов вот так запросто отдать жену другому. Тома остается с мужем, и все возвращается на круги своя, Леня разваливается на диване, а Тамара, встав на колени, стягивает с него ботинки. Прибавьте к этому отличные диалоги, на которые Сигарев мастер, и станет понятно, что это смешная и печальная пьеса, где, как часто бывает у этого автора, все крутится вокруг “чистого” героя в окружении жестоких и не способных понять его людей. Исходя из индивидуальностей исполнителей, и в первую очередь Жанны Дауровой (Тамара), Корионов перевел эту историю в иной регистр. Для актрисы и режиссера важным оказалось творческое начало героини. Все, чего у нее нет, она придумывает. Тома живет в пространстве мечты и веры в то, что жизнь обернется к лучшему. Актрисе и режиссеру удалось проследить изменения, происходящие с героиней по ходу действия. К финалу дремлющее где-то в глубине ее души чувство собственного достоинства вырывается наружу. Но, что примечательно, оно не мешает ей с кротостью продолжить беспросветную жизнь с любимым Леней. На обсуждении работы коллеги по театру говорили о том, что увидели Жанну Даурову совершенно по-новому, и ради этого одного, наверное, стоило затевать работу. Последним свой эскиз показывал другой петербуржец – Георгий Цнобиладзе, ученик Льва Додина. Для пьесы Натальи Мошиной “Остров Рикоту” он выстроил помост посередине большого зрительного зала. (Надо заметить, что все режиссеры-участники проекта сами организовывали театральное пространство, взяв на себя функции сценографов, и отлично с этим справились.) Помост – это остров, на котором живут персонажи спектакля. А несколько рядов покрытых чехлами кресел – “кулисы”, из-под которых появляются герои, и одновременно образ бескрайнего моря, окружающего “сушу”. Пьеса Мошиной – тоже притча. На остров Рикоту приплывает столичный журналист Игорь, с тем, чтобы написать очерк о малочисленных и суровых его обитателях. Выясняется, однако, что выбраться отсюда проблематично, а точнее – невозможно. Катер, который должен забрать героя, разбился о скалы, а когда будет следующий – неизвестно. Обитатели острова начинают постепенно убеждать Игоря, что никакой Москвы вообще нет, она – иллюзия, а настоящая жизнь существует только сейчас и здесь, где живут лишь двое пожилых мужчин и три женщины. Одна из них – Анна (Анна Хаткова), специалист по изучению водорослей, – молода и способна к деторождению. У женской половины населения мистические языческие взаимоотношения с “матерью моря”, которую они просят поштормить, дабы они могли пленить заезжего юношу. То ли она их послушалась, то ли это совпадение, но герой на острове остался и попал в расставленные сети. В финале мы видим Анну, уже ставшую матерью и готовящуюся исполнить свой женский долг вторично. А Игорь вроде бы уверился в том, что жизнь существует только на Рикоту, но зачем-то строит лодку. Финал остается открытым. Странные характеры дают обширное поле деятельности режиссеру. Держащую в своих руках все нити действия Анну он решил как красивую, по-женски манкую, но довольно жесткую колдунью, которая идет к своей цели напролом. Желание зародить новую жизнь на вымирающем острове, который все герои непонятно почему любят, доминирует над прочим. Цнобиладзе удалось оживить довольно формальных персонажей – за каждым читается и судьба, и некая тайна, в какой-то степени объясняющая фанатичную любовь к своему изолированному мирку. Постановщик удачно соединил мистическое и реальное. В спектакле есть и смешные сцены, например, с блеском сделанный эпизод застолья, во время которого впервые возникает мотив: “Москвы – нет”. От спектакля остается ощущение, что в какой-то степени все здесь – пленники. Удачный финальный ход дает достаточно определенный ответ на вопрос: принял ли герой этот вынужденный образ жизни как свой выбор, ощутил ли он его своим. Завершающая сцена идет на адыгейском языке. Происходящее настолько внятно, что не требует перевода. В самом финале Игорь тоже заговорит на адыгейском: он стал одним из странных жителей Рикоту, обрекших себя на жизнь вдали от цивилизации, последним напоминанием о которой звучит музыка “Пинк Флойд”… Все эскизы, созданные за пять дней, можно смело назвать почти готовыми спектаклями. Есть надежда, что со временем они войдут в репертуар театра, с такой готовностью решившегося на эксперимент и сделавшего все, чтобы он оказался удачным.