Березовая роща, рояль посреди нее, четыре микрофона – вот и вся сценография спектакля «Русскiй романсъ», премьера которого прошла в Театре Наций перед самым Новым годом. Впрочем, слово «сценография» не очень уместно – как таковой сцены в спектакле нет, в березовой роще находятся и актеры, и зрители (они сидят не рядами, как обычно, а «рассеяны» по залу).

Режиссер спектакля Дмитрий Волкострелов объясняет, что романс – это салонный жанр, который исполняли в тесном кругу друзей и семьи, а не со сцены, и эта традиция не должна меняться. Романс, признанный после революции «буржуазным жанром», почти 100 лет находился в России в забвении. Но память о нем осталась, и на сцене - ее воплощение.

«Русскiй романсъ» был создан в рамках «Года русской классики», объявленного Театром Наций. Волкострелов позволяет своим зрителям совершить настоящее путешествие во времени.

В начале спектакля четыре исполнительницы (три присутствуют в зале, от четвертой – только голос, будто висящий возле пустого микрофона) по очереди читают отрывки из романсов «Я помню вас», «Я вас любила» и «Как хороши, как свежи были розы». Эти отдельные фразы, строчки - будто оставшиеся в коллективной и личной памяти обрывки романсов. У них нет начала и конца, неизвестно, откуда они возникли, есть только сами они.

Затем актрисам по очереди расплетут волосы и уложат так, как их носили в XIX веке. После этого исполнительницы сменят современную одежду на платья той поры: путешествие во времени закончено, отныне романсы будут звучать не обрывками, а полностью.

Спектакль Волкострелова работает с культурной памятью, прошлым (березовая роща – очевидный образ России). Это опыт перемещения во времени, преодоление забвения. Поющие в роще в белых платьях, пристально вглядывающиеся в зрителей девы – словно призраки, прекрасные видения из другой эпохи, неведомые и удивительные.

Философ Мартин Хайдеггер считал, что в произведениях искусства является «несокрытость бытия», только в них можно увидеть сущее как таковое. Для этого, как ни парадоксально, нужно поставить рамки – об этом, кажется, и спектакли Волкострелова. В другой работе режиссера, «Лекции о ничто», зрители сидят вокруг белого куба, пока им монотонно читают лекцию Джона Кейджа. Никакого действия в привычном понимании нет. Но спектакль указывает на пустоту - кейджевское ничто. Эти же поиски Волкострелов продолжает в «Русском романсе».

Тело и его отсутствие, свет и тень, звук и тишина (практически шоковый момент, когда после получаса тихой речи актрисы запоют). «Русскiй романсъ» Волкострелова странно и как-то нелепо описывать. Это не постановка, а, скорее, некий опыт познания, созерцания – почти медитативный, философский.

Если раньше спектакли Волкострелова упрекали в сконструированности, интеллектуальности и холодной «зауми» контемпорари арта, то о «Русском романсе» хочется сказать «душевный» и «родной». Это какой-то совсем другой театр, и едва ли только театр. Это что-то очень важное, внутреннее, со-бытие, когда общественное становится личным. Главное, не отвергать этот странный диалог, а пробовать понять, вслушаться в то, что тебе пытаются сказать.