Режиссер Робер Лепаж — о том, чем наш мир похож на шекспировский Эльсинор

В Театре Наций завершаются репетиции спектакля «Гамлет. Коллаж», которого ждали пять лет. Знаменитый канадский режиссер Робер Лепаж впервые работает в Москве с русскими артистами. Вернее, с артистом: все роли в его «Гамлете» играет Евгений Миронов. Накануне премьеры, которая состоится 21 декабря, режиссер встретился с корреспондентом «Известий».

— Как вам работается в Москве?

— Я всегда мечтал поработать в Москве, это обогащающий, новый для меня опыт. Театр в России — не просто работа, а некая религия, театральная вера. В Америке и в Канаде совсем другая театральная культура и контекст. Там люди приходят в театр, как в офис, и работают пять дней в неделю по восемь часов от звонка до звонка. А здесь всё — рабочий день, репетиции, репертуар — строится иначе. Гораздо больше искусства и меньше производства. Нет такого, что ровно в восемь мы должны закончить. 

Например, на Западе, репетируя разные пьесы Шекспира, мы будем идти одним и тем же путем по определенному плану: сначала застольный период, потом выход на сцену и так далее, невзирая на особенности каждого отдельного произведения. А здесь свободы гораздо больше — и она проистекает из понимания индивидуальности той или иной пьесы, к каждой стараются найти свой подход.

— Ваш «Гамлет» сочетает высокие сценические технологии и почти цирковую акробатику. Что вас привлекает в искусстве цирка?

— Я, конечно, театральный человек, и вся моя философия театральная, но меня пару раз просили поставить шоу для Cirque du Soleil, они хотели, чтобы я привнес на арену какую-то театральную историю. А я, в свою очередь, многому учусь у цирка и оперы, перенимаю их язык. В опере, например, певцы используют свой голос не так, как мы делаем это в жизни. Акробаты в цирке ходят по лезвию бритвы и каждый день рискуют собственной жизнью. И вот это преувеличенное, словно через лупу показанное существование на пределе человеческих возможностей я бы хотел перенести в театр. 

— Именно так, судя по всему, приходится работать в вашем спектакле Евгению Миронову?

— Когда мы обсуждали эту постановку с Мироновым, я даже не предполагал, что он готов зайти так далеко в своих сценических опытах. Я, конечно, стараюсь не рисковать его жизнью и здоровьем. Но зритель, когда придет на спектакль, увидит, насколько он смело экспериментирует, как свободно двигается, как пластичен и силен не только актерски, но и чисто физически.

— И это при том, что Евгений недавно перенес травму ноги.  

— Но это не из-за меня! (Смеется.) Но может быть, именно благодаря этой травме он сейчас лучше сконцентрирован, внимательнее относится к работе своего тела.

— Миронову приходится не только мгновенно перевоплощаться и менять маски, но и два с половиной часа балансировать внутри огромного вращающегося куба. Прекрасная метафора потерявшего равновесие мира. Но оказывается, это не первая ваша постановка с такой декорацией. 

— С этим пространственным решением мы работаем первый год: параллельно с московским «Гамлетом» я выпустил в Квебеке спектакль «Иглы и опиум» с таким же кубом. Я пытался по-новому использовать актера на сцене.

— То есть куб не связан с вашим ощущением сегодняшнего времени?

— Это больше мои размышления о театральном пространстве. До сих пор мы в большинстве случаев используем традиционную сцену-коробку, отделенную от зала рампой, которую изобрели в Италии еще 400 лет назад. А мы сегодня живем в эпоху интернета и полетов в космос, мир преодолел законы гравитации, и театральная сцена, на мой взгляд, должна отражать эту новую реальность. 

— Почему вы тогда перенесли действие «Гамлета» в 60-е годы прошлого века?

— Изначально мы не хотели привязываться к определенному временному периоду. Но по ходу репетиций поняли, что вся эта пьеса пронизана темой шпионажа: Полоний следит за дочерью и Гамлетом, Лаэрт следит за Офелией, король посылает Розенкранца и Гильденстерна шпионить за другом. Шпиономания была очень актуальна в 1960-е годы, причем как на Западе, так и на Востоке. Поэтому эта эпоха и возникла в спектакле. 

И еще — для меня очевидна связь между тем временем и Гамлетом, которого чаще всего трактуют именно как романтического героя. 1960-е для меня — очень романтический период, когда и в жизни появилось много Гамлетов. Это были актеры кино, рок-звезды. И все идеи, возникшие в то время, — сопротивление войне, дети цветов — тоже романтические.

— Но каков тогда наш, современный Гамлет? Почему эта вечная пьеса сегодня снова так востребована? 

— Гамлет — образ одиночки, человека, который старается быть вне системы. А мы сегодня живем в мире, где все пользуются Twitter и Facebook. Мы все охвачены глобальной мировой сетью. И теперь все знают, что мы едим, о чем думаем, как одеваемся. Мы живем в мире, очень похожем на гамлетовский Эльсинор. И тема человека, который пытается сохранить свое одиночество, свою идентичность, сегодня очень актуальна. Парни вроде Сноудена и Ассанжа, которые попытались разоблачить систему, но попали в собственную западню, и есть современные Гамлеты. И думаю, таких людей со временем будет все больше и больше.