„Сто пудов любви и столько же ненависти” — так говорят в Театре Наций о спектакле, премьера которого сегодня открывает Большую сцену после реконструкции. Один из хитов мирового театрального репертуара в постановке одного из самых востребованных режиссёров современности: Томас Остермайер — представляет „Фрёкен Жюли” по драме Стриндберга. Пьеса 1888 года, ставшая этапной в истории европейской драматургии почти двадцать лет находилась под цензурным запретом: за шокирующий „натурализм” в трактовке образа современной женщины. В спектакле театра Наций — „натуры” достаточно, убедились корреспонденты „Новостей культуры”.

Первое событие на сцене — служанка потрошит курицу, резкими движениями ножа отрезает птице голову и лапы. Примерно также потрошит Томас Остермайер мир героев Стриндберга — жестко, конкретно, больно. В этот раз он исследует отношения мужчины и женщины, главным двигателем делая социальные различия. Ради этого режиссерского почерка Евгений Миронов и пригласил Остермайера ставить „Фрёкен Жюли”. Результат худруку театра наций теперь кажется и задуманным и неожиданным одновременно.

„Он очень резкий режиссер, очень с формой, мощно обладающий, жестко работающий с артистами, — говорит Евгений Миронов. — И честно говоря, я этого и хотел. Но получилось совершенно наоборот. Во-первых, перевернуть мое впечатление об этой пьесе, просто полностью и так ее разбирать с почти чеховскими нюансами, а потому — вдруг — резкие повороты, мощные, жесткие такие, они меня, честно говоря, очень удивили”.

Два года переговоров, стриндберговская пьеса в версии Михаила Дурненкова, и вот уже первая работа Остермайера — в России, и первый его опыт репетиций через переводчика — готовы. Дурненков перенес историю о „падении” графской дочки, которая на одну ночь стала любовницей отцовского лакея, в современную Россию. Его герои не чопорные аристократы: Чулпан Хаматова — дочь олигарха, Евгений Миронов — водитель ее отца. Она бежит от одиночества и фальши упакованной жизни. Он надеется урвать кусочек счастья через связь с хозяйкой, предавая собственную любовь. Вслед за Стриндбергом Остермайер увлечен редкостью мизансцены: в войне полов — женщина наверху положения.

„Я сам не изучал российские реалии, в этом я полностью доверился Дурненкову, ничего не перепроверял, — рассказывает режиссер. — К тому же, у меня русские актеры, которые, я надеюсь, привнесли в свою игру нечто из собственного жизненного опыта. Возможно, это вообще лучшие актеры, с которыми мне доводилось работать”.

Жизнь, спрятанная за высокими барскими заборами, доподлинно известна немногим. Актерам самим потребовалась некоторая расшифровка — для правды характеров.

„Моя учительница, так скажем, когда я спросила: скажите, а что должен транслировать этот спектакль, он сказал: ой, расскажите всем, чтобы они не стремились сюда, — рассказывает Чулпан Хаматова. — Здесь очень и очень неинтересно, несвободно. — Куда ты имеешь в виду? — Туда! — А, понятно”.

После единственного показа „Фрёкен Жюли” в 1889 году пьеса была запрещена цензурой как „слишком смелая и слишком натуралистическая”. Спустя годы она стала одной из самых репертуарных у Стриндберга. Любовный треугольник, перевертыш человеческих отношений, вписывается в любое время. Равновесие между героями — классовыми врагами и заблудшими душами — как и больше века назад, так и не найдено. И только снег, беспрерывно падающий на протяжении всего спектакля, кажется холодным абсолютом в декабрьской Москве.