В Новом пространстве Театра Наций скоро выйдет спектакль «На острове Сальткрока» по Астрид Линдгрен, а в Центре Мейерхольда недавно состоялась премьера «Сахарного ребенка» по книге Ольги Громовой. Мы поговорили с режиссером этих постановок Полиной Стружковой о её новых проектах, цирке, театре для детей и «тюзовской хрени».

ТЕАТР В ШАЛАШЕ

Полина, вы всегда берете для постановки не самые известные вещи. Уверена, что и на «Острове Сальткрока» многие зрители еще не бывали.

Да, «На острове Сальткрока» — не самая известная книга Астрид Линдгрен. Изначально это был сериал шведского телевидения, популярный в 60-е годы, про островную дачную жизнь. Потом он превратился в книгу, довольно сложносюжетную, с множеством маленьких историй и персонажей. Это будет продолжение наших театральных чтений с Творческим объединением 9: они начались постановкой по Чарльзу Диккенсу «Таинственная история с приведениями», которую потом взял к себе Театр Наций. Нам хотелось найти такую форму, где нет традиционной сцены, четвертой стены, где можно говорить с детьми глаза в глаза.

По жанру это нечто среднее между чтением книжки вслух и моноспектаклем. А для зрителя это может быть первая ступень в подходе к театру, знакомство с ним в комфортной камерной обстановке – потому что у нас и без пандемии всего 45 зрителей. И все мы сидим внутри шалаша, маленького детского домика. Ведь дети часто строят такие убежища или прячутся под одеялом, рассматривая книгу или придумывая свои истории. И вот мы представляем, будто сидим на чердаке на острове в Швеции, а вокруг нас бушует буря.

Мы рассказываем эту историю с помощью старых предметов, которые можно найти на чердаке: там есть магнитофон с бобинами, диапроектор, часы с кукушкой. Эти старые вещи создают особую «ламповую» среду и подталкивают наше воображение, помогают представить, что происходило 60 лет назад в далекой стране, в каком-то полусказочном мире. Можно пофантазировать, какой человек держал их в руках, каким он был.

ЧТО В КОРОБОЧКЕ

— В «Сахарном ребенке» в Центре Мейерхольда вы тоже активно работаете с предметами, которые упакованы по коробкам как воспоминания главной героини, девочки Эли, отправленной с мамой в ссылку как дочь врага народа . Что привлекло вас в этой книге с такой сложной темой, почему вы решили её ставить?

«Сахарный ребенок» — это суперсветлая книга. Очень пронзительная, увлекательная и сказочная. Страшные события тут показаны глазами одаренной девочки, живущей в мире фантазий и сказок, которые ей рассказывали родители. Это воспоминания реальной женщины, Стеллы Нудольской, но Ольга Громова записала и обработала их в традициях, как мне кажется, лучших советских сказок. Книга по теме антисоветская, но по стилю она наследует лучшим образцам советской литературы, которую мы все любим. Мне давно хотелось поставить что-то на эту тему. А здесь есть важный для меня заход про то, что мы боимся о многом говорить и вспоминать. И мы решили сделать такой живой архив памяти, который начал звучать благодаря композитору Кириллу Широкову.

В спектакле работают реальные предметы, вызывающие у зрителей кучу ассоциаций. Нам с художником Ксенией Перетрухиной было важно, что многие вещи из прошлого мы используем и сейчас. Вот коробка из-под кефира — до сих пор есть такие в магазине, те же железные кружки, пачки соли, хозяйственное мыло… У нас есть не проговоренная, непроработанная травма сталинского террора. И от нее невозможно отвернуться, отделаться, потому что прошлое всегда с нами даже вот в этих предметах материального быта. Оно никуда не исчезло.

ПРО «ТЮЗОВСКУЮ ХРЕНЬ»

— Вы в последнее время ушли в камерные пространства, хотя раньше много работали на больших сценах. Почему?

Был период, когда мне хотелось уйти из репертуарных театров и работать с негосударственными компаниями. Мне нравятся большие пространства, ими классно рулить, в этом есть азарт. Но нужно найти баланс: если выпускать три больших спектакля в год, можно «отлететь». Так что я стараюсь чередовать их с независимыми проектами.

Это не значит, что на большой сцене невозможен серьезный разговор. Чтобы не делать «тюзовскую хрень», нужно отказаться от навязших стереотипов о том, что ребенку нужно. Можно искать другие пути, другие темы. Находить такой вариант, чтобы зритель приходил, удивлялся и привыкал к чему-то новому. Конечно, это очень зависит от театров и их худруков. Алексей Крикливый в новосибирском «Глобусе» и Роман Феодори в красноярском ТЮЗе ведут многолетнюю планомерную работу со зрителями. И там ты можешь ставить менее кассовые названия, но люди приходят, потому что доверяют этому театру. В ЦИМе тоже есть свой пул зрителей, которым интересен вот такой серьезный театр, которые хотят думать и обсуждать. Это дорогого стоит, мне кажется.

ДЕВОЧКА И СЛОН

— Но в этом сезоне у вас неожиданно случился супер-крупный проект в цирке. Как вы туда попали и как вам работалось на арене?

Росгосцирк, где главным режиссером стал Юрий Квятковский, сейчас приглашает театральных режиссёров ставить спектакли, основанные на цирковых программах. Мне очень и очень отозвалась эта затея! Прежде всего потому что после трёх лет работы в совершенно разных местах я поняла, как много могут привнести театральные практики в другие области: образование, социальные, музейные проекты и так далее. А ещё потому что это красивое в своей задумке пространство — маленькая модель мира с куполом-небом. И удивительные артисты, честные, трудолюбивые, которые умеют преодолевать человеческие ограничения.

Мы сочиняли историю «Девочка и Слон», отталкиваясь от сюжета Куприна. Девочка болеет и никак не может выздороветь. Отчаявшиеся родители рассказывают ей о цирке, о смелых гимнастах и о большом и сильном слоне. И вот эта мечта придает ей сил для того, чтобы победить болезнь. Мы выпускали программу в сочинском цирке, из-за пандемии её еще не начали прокатывать, но я очень надеюсь, что её смогут увидеть зрители в разных городах.

ЗРИТЕЛИ БОЛЬШИЕ И МАЛЕНЬКИЕ

— Вы не обижаетесь, когда вас называют детским режиссером? Не хотите поработать для взрослых?

Нет, не обижаюсь, я люблю и умею ставить для детей. Но ненавижу, когда меня называют режиссером-сказочником, так как это ограничивает мою работу и принижает детей. Почему для детей можно делать только сказки? Детский театр, так же как литература и кино, может быть разножанровым. Только нужно следить по возрасту, чтобы там не было ничего травмирующего ребенка, у которого пока не выработаны защитные механизмы. И потом, дети же приходят в театр не одни, а с родителями. Так что детский спектакль, разумеется, должен быть интересен и взрослому. Я ставлю спектакли для всех, но занимаюсь проблемами маленького человека и его взросления.

Мы же смотрим сериал Stranger Things — он вроде про подростков, но он для всех, мы ассоциируем себя с этими 11-летними героями. И «Домашние ёлки» в центре «Среда», которые отменились в этом году, к сожалению, мы делаем для всех. Когда родители тоже получают подарки, они так счастливы! У детей и взрослых должно быть общее эстетическое впечатление и эмоциональное приключение. Делая любой спектакль, мы понимаем его основную аудиторию: это для тех, кому 20 лет, это для тех, кто столкнулся с кризисом среднего возраста, это для тех, кому уже исполнилось 50 и больше — они понимают, о чём речь. Но при этом постановка должна быть интересна всем, не только этому узкому кругу. Спектакль «За белым кроликом» говорит про конкретную травму, но он может быть актуален для всех, кто сталкивался с травмами.

Мы думаем: вот это отзовется для детей трех лет, поскольку они маленькие, а вокруг них бушует огромный непонятный мир. Но мы все иногда ощущаем себя крошечными и беспомощными в столкновении с чем-то огромным. Вот, можно считать это моим маленьким манифестом.