Античная Чечня
Не мрамором, а кафелем крытые порталы дворца Атридов кровоточат — то ли вспоминая о прошлом, то ли провидя будущее. По сцене снуют люди в камуфляже и с камерами. Кафельная стена неожиданно превращается в экран, а актриса в строгом костюме оказывается корреспондентом очередного выпуска „Вестей”. Перед нами — прямое включение из Аргоса. Похожая на пухлого агнца Елена сбегает от Менелая с троянцем Парисом. Старший брат Менелая, царь Агамемнон, решает отомстить за младшего И пока на экране мелькают заставки, а народ скандирует антивоенные лозунги, на сцене выстраиваются вдовы с погребальными урнами: „Гермес — меняла / Забравши мужа, он шлет жене / Легкую урну с тяжелым грузом ”
Это лохматое уличное шоу с прямыми включениями из Трои режиссер время от времени прерывает цепью „флэшбэков”, подчеркивая давние корни кровавой распри, начавшейся еще тогда, когда отец Агамемнона Атрей, борясь за власть, накормил своего брата Фиеста мясом его сыновей. Младший из них, Эгист, чудом уцелел — в нужный момент он окажется рядом с Клитемнестрой, чтобы убить ее мужа Агамемнона. Агамемнон же
Чем больше в спектакле этих, казалось бы, лишних мифических подробностей (их обычно вымарывают постановщики), тем сильнее ощущение сиюминутности и непоправимости происходящего. Тотальной Чечни, длящейся не десять и не пятнадцать лет, а уже несколько тысячелетий.
„ война окончена. Кто победил — не помню”
Разницы между плебсом, царями и олимпийскими богами в спектакле нет. Клитемнестра нюхает кокаин и готовит ванну (у Эсхила — кровавую баню) вернувшемуся с войны мужу. Ее новый избранник, заморыш Эгист, похожий на Швейка и Ким Чен Ира одновременно, овладевает ею в той же ванне, где тонет убитый предшественник. Орест, прибывший из дальних стран, чтобы отомстить за отца, в своих коротких штанах похож на недоучившегося гимназиста. Собственно, он бы и не решился замахнуться на мать, если бы не угрозы Аполлона. Но и сам Аполлон — сухонький, шутовски дергающийся неврастеник.
Словом, миром правит кучка жалких кукол, изображающих игру в демократию — в третьей части „Орестеи” публике даже предлагают голосовать: оправдать или осудить Ореста. Однако исход предрешен: Ореста берет под защиту Афина. У Эсхила она прерывает этим цепь бесконечных убийств и отмщений. Останавливает кровавых Эринний, готовых терзать Ореста за убийство матери и примиряет жителей Эллады.
Однако Марк Вайль придумывает свой финал, не оставляя человечеству никакой надежды. Пока Афина сулит краю процветание, сцена все больше погружается во тьму. Орест внезапно падает — слова о грядущих счастливых временах богиня произносит, пока слуга омывает явно безжизненное тело последнего из рода Атридов.
Спустя почти два года после смерти режиссера финал, задуманный как предостережение, смотрится автоэпитафией. Вероятно, так же лежал на ступенях своего дома режиссер Марк Вайль, руководитель первого независимого ташкентского театра, убитый теми, кому нужны троянские войны.