Top.Mail.Ru
Завтра
19:00 / Театр им. Вл. Маяковского, ул. Б. Никитская, 19/13
25 декабря
19:00 / Основная сцена
Касса  +7 (495) 629 37 39

О первой после карантина премьере на Основной сцене Театра Наций.

Первой премьерой после карантина на Основной сцене Театра Наций стал спектакль Тимофея Кулябина «Разбитый кувшин». Выпуск планировался еще на декабрь 2019, потом премьеру перенесли на май 2020, но вмешалась изоляция. В итоге спектакль вышел только сейчас в сложных условиях — актерам пришлось на мышцах вспоминать, каково это, встречаться с глазу на глаз с «живыми», взволнованными и изголодавшимися по «собиранию вместе» зрителями. Разумеется, показ проходил с «шахматной рассадкой», что комедийному спектаклю на пользу не идет — предполагаемые волны заразительного смеха сменились робкими разрозненными смешками.

БЕРЕГИ КУВШИН СМОЛОДУ
Большая заслуга Кулябина — это выбор материала. Малоизвестная и до стыдного редко встречаемая в российских театральных афишах комедийная пьеса Генриха фон Клейста полна пластов и подтекстов. Первый — это, конечно же, сам кувшин, который разбил молодой девушке ушлый судья-насильник. Кувшин буквально становится воплощением чести и девственности молодой девушки. Но этой метафорой классическая немецкая пьеса не ограничивается. В ее основе — идея судьбы. События четко делятся на 2 мира: бытия (высших истин) и земного быта. С одной стороны, все герои прочно связаны с миром вещей. Владелица разбитого кувшина, крестьянка Марта Рулл рассказывает подробности ночного свидания своей дочери Евы с неизвестным развратником. Виновен судья Адам, который является страстным любителем молодых женщин, взяточником и плутом. Случай предельно разобщает людей, заставляет их забыть о родственных отношениях, о любви. У каждого своя правда, свои интересы. В результате целостный мир распадается на множество осколков, на множество частных правд.


Мир вещей становится все более активным: кувшин, парик... От них зависят судьбы и отношения людей. Главные действующие лица – вещи. Все вещи – образы-символы. Сцены последовательно развивают сюжет, растет психологическое напряжение. Углубление достигается за счет подтекста – переклички с библейским текстом об Адаме и Еве, с постижением человеком истины. Опять же, поэтика имен: Адам – деревенский судья, Ева – первая деревенская красавица. Структура мифа об Адаме и Еве воплотилась в пьесе: верховный запрет – нарушение – пробуждение сознания – изгнание из рая. Клейст делает акцент на пробуждении самосознания. Все герои наделены двуплановостью, переходят из материального мира в духовный. В ситуации прорыва чувств оказывается каждый, всех становится жалко.

Как нетрудно догадаться, из осколков «Разбитого кувшина» каждый режиссер может собрать свою красочную мозаику, высказаться практически на любую тему — от народной воли до религиозного экстаза. Тимофей Кулябин решил подойти к истории как к изящному светскому анекдоту.

НАД КЕМ СМЕЕТЕСЬ?
Клейст писал свою пьесу как критику немецкого общества и государственного устройства конца XVIII века (коррупция, бюрократия, развращенность властных элит), поэтому, чтобы избежать последствий, действие предусмотрительно перенес в Голландию (что, впрочем, пьесу от запретов не спасло: впоследствии хромающий Геббельс увидел в хромающем судье Адаме неприятное сходство). 

Спустя 200 лет Тимофей Кулябин действие также оставляет в Голландии, но переносит его в недалекое будущее — Евросоюз раскололся, словно кувшин, на множество осколков. Идеи толерантности, терпимости к беженцам и меньшинствам привели к разрыву между идеологией и народом. На сцене буквально воплощены все стереотипы российского «большинства» о «закатившейся Европе». Европейская антиутопия словно вдохновлена выпусками новостей федеральных каналов. Реалистичны ли эти опасения? Конечно, нет. Режиссер коварно предлагает посмеяться над «прогрессивной» европейской повесткой, как бы ни на что не намекая. А почему европоцентристкий зал Театра Наций охотнее смеется не над небинарными героями, геями и исламистами, а над пассажами о коррупции, мракобесии местного самоуправления и отсутствии справедливой и независимой судебной системы — это лишь совпадение. Не над собой же смеются, так не бывает.


А СУДЬИ КТО?
Звездой спектакля заявлена Ингеборга Дапкунайте. Она играет ревизора Вальтера, у Кулябина отказавшегося от гендерной идентичности, которого «остатки объединенной Европы» присылают с ревизией в местечковый суд, где судья выносит приговор по делу, в котором преступником является сам. Персонаж Дапкунайте вышел сексуальным и притягательным. По сути, это единственный «нормальный» человек в истории. Но, как часто случается, «норма» на театральной сцене безинтересна и почти невыразительна. Играть Ингеборге нечего. Она просто время от времени прорезает действие ремарками, понижающими градус абсурда и возвращающими к реальности.

Главным успехом спектакля стало приглашение на главную роль судьи Адама актера Виталия Коваленко. Московскому зрителю он почти неизвестен, работал преимущественно в Екатеринбурге, Новосибирске и Петербурге. И вполне заслужено получил яркий и заметный дебют в главной роли. Получился в наше время почти уходящий жанр — на спектакль стоит идти именно для того, чтобы увидеть в деле большого и талантливого артиста, который ни одного жеста, ни одной реплики не спускает на тормозах. Обыгрывает все, нигде не переигрывает. Задает динамику и держит в своих руках всю постановку.

Контрапунктом к нему на сцену выйдут и известные массовому зрителю по российским комедийным сериалам актрисы Марианна Шульц (врач-терапевт Людмила Алексеевна в сериале «Фитнес») и знакомая по сериалу «Ольга» фактурная Анна Галинова. С такой свитой король Виталий Коваленко может смело прикрывать срам флагом Евросоюза, антураж может сколько угодно отсылать нас к европейским реалиям, но действие неизбежно представляется российским. Это наша дремучая реальность так похожа на события европейской пьесы 200-летней давности, это наши озлобленные стереотипы, наша обида на более развитых соседей. Хочется ли от этих провинциальных комплексов избавиться? Конечно. Можно ли это сделать через гипертрофированную и условную театральную комедию — большой вопрос.