Столичные театры во всю готовятся к новому сезону. Так в Театре Наций одной из первых премьер станет спектакль «Я не убивала своего мужа» по роману известного современного писателя Лю Чжэньюня. Режиссером постановки стал приглашенный из Китая режиссер Дин Итэн — на родине он считается суперзвездой. Спектакль готовится в рамках Перекрестного года России и Китая. Корреспондент «Вечерняя Москва» обсудила с Дином Итэном, чем его постановка будет интересна российскому зрителю.

Несмотря на изнуряющую июльскую жару, работа в театре кипела. Мы встретились с Дином Итэном на Малой сцене Театра Наций в перерыве между его репетициями. Как раз в этот момент он контролировал установку декораций: большую перевернутую сковороду–вок (это китайский символ. — «ВМ») и зеркало. Сразу видно, что постановка будет в национальной эстетике.

Мы поговорили с режиссером о том, как родилась идея спектакля в России, как он переосмысляет национальные традиции, почему Станиславский для него — знаковая фигура и как театр может помочь разным народам и расам найти общий язык.

— Дин, вас пригласил Театр Наций или вы сами искали возможность приехать к нам?

— Это движение навстречу с обеих сторон. Евгений Миронов (художественный руководитель Театра Наций. — «ВМ») видел мой спектакль и предложил мне поставить здесь. Я абсолютно открытый, интернациональный художник и не могу упустить возможность создать спектакль в этой уникальной стране, культура которой меня так восхищает! Я же долго изучал режиссуру, ориентировался на системы Константина Станиславского и Михаила Чехова, Евгения Вахтангова. Эти большие имена всегда вдохновляют меня с самого начала работы в театре. Так что я с нетерпением ждал такого случая.

— Почему выбрали роман «Я не убивала своего мужа» Лю Чжэньюня?

— После того как мы договорились с Евгением, он обозначил, что хочет именно китайскую литературу. Первый раз он предложил мне поставить «Задачу трех тел» Лю Цысиня. Но я решил, что оно слишком большое для меня и несценичное, как мне кажется. Поэтому выбрали другой роман. Он очень значим для современного Китая, очень популярен. К тому же в прошлом году на родине я поставил свою версию этого произведения и ее тепло приняли. Сейчас мне интересно сравнить, как его же воспримет русская публика.

— А вы знали, что роман Лю Цысиня, по данным столичных библиотек, самое популярное зарубежное произведение у москвичей в 2023 году, Лю Чжэньюнь пока только становится популярным...

— Я очень рад! Оба автора пишут о людях, оказавшихся в очень сложных ситуациях. Это общечеловеческие истории.

— Вы переносите китайский спектакль на русскую сцену или меняете?

— Это абсолютно другая постановка. Я вообще не принимаю клише и повторений, даже если это оммаж собственному творчеству. Каждая работа, даже над тем же произведением, должна быть открытием. Мне кажется, в этом плане бесконечный поиск — преобладающая черта нового поколения. Спектакль в Китае — трагедия. А у нас сейчас комедия, и она будет очень смешной для русского зрителя. Мне кажется, именно этот подход станет мостиком. Шутки — ключ, с помощью которого зрители смогут понять историю. Конечно, трагедия, суть всего произведения, осталась, но она скрыта внутри.

— Не переживаете, что у нас другое чувство юмора? Например, вещи, которые смешны для китайцев, не будут такими же для нас?

— Я абсолютно уверен, что мы все люди, и нет различия, русский ты или китаец. Конечно, у нас есть разница культур, но, опять же, есть общечеловеческие вещи, которые мы все понимаем одинаково. Ведь я же люблю «Трех сестер» Чехова, «Мастера и Маргариту» Булгакова. Почему? Потому что я понимаю! Иначе они и не были бы мировыми шедеврами. Так что уверен: юмор — общая точка для разных наций и рас.

— В декорациях спектакля много символов китайской культуры. Например, огромная перевернутая сковорода–вок, которая занимает все пространство сцены. Что она означает?

— Автор сценографии — один из топ–дизайнеров Китая Лю Кэдун. Он дал мне концепт с перевернутой сковородкой. У нас жест с переворачиванием сковородки означает развод и прекращение любых отношений, новый этап жизни, начало нового пути без партнера. В нашем спектакле у главной героини именно так — развод стал началом новой жизни. И конечно, это китайская традиция. Это абстрактная идея, и я хотел показать эту необычную деталь российским зрителям.

— А зеркало с цветами?

— Тоже символ. Ты смотришь на себя в зеркало и чувствуешь свою историю, опыт. У нас героиня в зеркале увидит Пань Цзиньлянь (героиня романа «Цветы сливы в золотой вазе» XVII века. — «ВМ») — персонажа классической китайской литературы, с которой у них одинаковая судьба. В зеркале они видят друг друга. Опять же, зрители тоже в нем смотрят на себя.

— Я знаю, что в спектакле будут использованы настоящие китайские барабаны, которые привезли специально...

— Да! Вы, наверное, видели большой красный барабан. Это было целое дело — привезти его.

— То есть будет национальная музыка?

— Да. Вы, скорее всего, знаете нашу традицию по китайской опере или по поп–музыке, которая последнее время популярна по всему миру. Вот вы услышите его.

А еще я добавил некоторые отсылки к нашей культуре — Конфуцию, Джеки Чану, мультфильму «Кунг-фу панда». Эти элементы хорошо известны в России, поэтому мы решили поиграть с этим.

— А элементы пекинской оперы?

— Да, они тоже имеют большое значение. Я фанат китайской традиционной культуры. Мой метод, который называю «новый китайский культурный код», состоит в том, чтобы дать ей новую жизнь и включить в современное искусство, наполнив актуальными смыслами.

В моем понимании традиции — это пространство эксперимента, авангард. Они не заброшенные, а, наоборот, самые привлекательные в авангарде. Поэтому наши традиции я привез с собой, чтобы показать русским зрителям.

— В 1935 году гастроли Мэй Ляньфана уже покорили русских зрителей и режиссеров. Эйзенштейн, Таиров, Мейерхольд, Немирович–Данченко и Станиславский были поражены, и состоялась большая публичная дискуссия о китайском театре...

— Кстати, Мейерхольд тогда сказал, что в будущем новые поколения должны «поженить» русский драматический театр и восточную китайскую традицию. Я следую заданному им направлению. И я знаю, что это было большое событие, у нас в театральной среде это хорошо известно. Когда я посетил дом Константина Станиславского, я увидел подарок от Мэя — миниатюрные фигурки персонажей китайской оперы, четыре или пять статуэток. Я был поражен!

— Кстати, вы часто говорите, что считаете себя учеником Константина Станиславского через два поколения. Почему?

— Шучу, что как будто правнук! У меня были великие учителя. В Дании я учился у Эудженио Барба, а его мастером был Ежи Гротовский, последователь Станиславского, который развил его систему. Поэтому я и себя считаю учеником Станиславского через два поколения. Когда мне нужны вдохновение и творческая энергия, я всегда обращаюсь к его книгам. У меня даже есть три футболки с его портретом — я надеваю их в самые важные моменты, потому что это мой талисман.

— В России каждый артист изучает систему Станиславского. Как учатся китайские артисты?

— Точно так же, но подход более комплексный. Если ты хочешь стать артистом, то учишь и систему Станиславского, и традицию пекинской оперы одновременно.

— В чем уникальность русских артистов? Заметили ли отличия от китайских и европейских?

— Российские артисты абсолютно другие. Я работал в Китае, Франции, Дании, Великобритании, поэтому могу сравнить. Я увидел, что ваши артисты до сих пор сохраняют и четко следуют системе Станиславского. И в то же время они очень вдумчивы, сами предлагают идеи и оригинальное видение ролей. Это для меня необычный опыт — здесь не только я направляю их, но и они меня. Я получаю новую энергию и наслаждаюсь нашей плодотворной творческой коллаборацией.

И конечно, русские артисты отличаются разнообразием внешности: блондины и брюнеты, азиатские и европейские лица, высокий и совсем маленький рост. Ты можешь работать с разными типажами внешности, а в Китае мы все похожи — один цвет кожи, похожие черты лица. В вашей стране огромное разнообразие.

— А особенный психологизм чувствуется в их игре?

— Русские артисты очень глубокомысленны и логичны. Опять же, по системе Станиславского — они хотят не изобразить, а понять рационально персонажей. Они мыслители. Но в то же время моя задача становится сложнее — я должен дополнять их опыт. Так что мы проводим тренинги по китайской пластике, танцу — это новая система для них. Потому что все же они слишком много думают, а я пытаюсь остановить этот процесс физическими тренировками. Надеюсь, наша совместная работа повышает их квалификацию, так как я знакомлю их с системой традиционной китайской оперной школы, которую я изучал много лет. Это большой эксперимент и исследование, и я чувствую, как нам друг с другом интересно.

— Сейчас идут перекрестные Годы культуры России и Китая. Но раньше китайская культура не была так популярна у нас. Почему?

— Я думаю, это связано с политической ситуацией. Мы, китайцы, всегда и во всем видим судьбу. Просто сейчас наступило то самое время, когда мы обмениваемся культурой и заинтересованы друг в друге. Мы же на самом деле очень близки. Этот год устроен по инициативе Си Цзиньпина и Владимира Путина, и у нас большие надежды на сотрудничество.

В каком-то смысле я считаю себя пионером в театре и одним из немногих китайских режиссеров, которого пригласили в федеральный театр в России. Моя миссия — открыть эту дверь для следующего поколения, чтобы все больше и больше творческих людей из Китая приезжало в Россию и как можно больше русских профессионалов — к нам.

Я заинтересован в русской культуре и очень люблю вашу литературу. Сейчас я второй раз читаю «Мастера и Маргариту» и рад, что погружаюсь глубже в произведение, находясь в Москве. К тому же это роман и о городе в том числе, именно поэтому для меня важно перечесть это произведение сейчас.

— Вы заметили разницу менталитетов между русскими и китайцами?

— Если честно, мне кажется, что мы похожи. Китайцы всегда выглядят очень спокойными, даже если внутри бушует фонтан эмоций. Я вижу ту же черту в русских — вы тоже мало демонстрируете эмоции внешнему миру и проживаете их внутри. Но, конечно, у нас разное поведение и разный стиль жизни. У нас сильна философия Конфуция, буддизма, идея Дао. Это три веры для нас. У нас более восточное мышление, а вы, мне кажется, в середине — между Западом и Востоком. При этом мне комфортно коммуницировать с русскими. Возможно, потому, что у нас общий интерес — театр.

— А что китайцы знают о российской культуре? Например, какие писатели популярны?

— Я думаю, что самый известный драматург у нас — Антон Чехов с «Вишневым садом» и «Тремя сестрами». Мы знаем и уважаем его, но при этом для нас поставить Чехова — невероятно сложная задача. Его пьесы уникальны и не похожи на нашу традицию — нет активного действия, только бесконечные разговоры. Но если ты хочешь стать режиссером, обязан поставить Чехова или Шекспира.

— Вы принимали участие в китайском реалити-шоу и ставили в прямом эфире «Собачье сердце» Булгакова. Почему это произведение?

— Михаил Булгаков — одно из самых значимых имен для китайцев. Для нас это нереалистично, магически. Шоу смотрели миллионы людей по всей Азии. Опять же, если бы его было сложно понять и оно казалось скучным китайцам, такого успеха бы не было. Но в итоге сюжет захватил их. После шоу у нас новый виток интереса к Булгакову.

— Не только Булгаков, но и вы стали суперстар?

— Да, и для меня это важно. Как и во всех странах, режиссеры всегда у нас остаются за кулисами. Я хотел доказать, что для того, чтобы стать известным, необязательно сниматься в кино или сериалах. Это был большой эксперимент со стороны продюсеров, и я рад, что он успешный.

— Вы видите разницу между русской и китайской театральной системой? Например, у нас театры получают государственное финансирование.

— У нас тоже есть и частные, и государственные. Сейчас правительство поощряет людей строить театры. И мне кажется, это очень хороший шанс для нашего развития. Например, до шоу я работал в небольшом театре, но он был коммерчески успешным и позже стал инвестировать в мои большие спектакли. Они проходят в залах, где 1000–1500 зрителей. Сейчас в новых театрах везде огромные залы — у нас же большое население. В Москве у вас старинная традиция, история театров насчитывает несколько веков. У нас не так — мы только строим эту систему сейчас и интегрируемся в мировую театральную культуру. Например, мой спектакль «Сирано де Бержерак» приедет на Международный чеховский фестиваль в сентябре.

— У вас уже появились любимые места в Москве?

— Ой, у меня с этим связана интересная история! Я открыл в отеле «Мастера и Маргариту», начал читать. Действие начинается на Патриарших прудах. Я решил, что, раз уж я в Москве, надо использовать шанс и читать книгу прямо там. Вышел из отеля и очень долго искал это место, пришел туда только к вечеру. Расстроился сначала — уже немного темнеет. Но решил хотя бы несколько минут почитать. Открываю текст — а в первом же предложении написано, что встреча Берлиоза и Бездомного проходит во время небывало жаркого заката. Вот совпадение! Я подумал, что это судьба меня сюда привела, и теперь Патриаршие — знаковое для меня место.

ДОСЬЕ

Дин Итэн родился 27 октября 1991 года в Пекине. На сегодняшний день он самый популярный театральный режиссер в Китае, его называют новатором.

Дин Итэн начинал свою карьеру как актер. В 2015 и 2016 годах дважды становился номинантом премии «Самый выдающийся молодой китайский театральный артист года». Победитель в номинации «Лучший актер» на Fangyu ART Festival в 2017 году. Как режиссер стал известен благодаря актуальным интерпретациям классических произведений и переосмыслением традиционной китайской культуры, которую он объединяет с современным искусством. Поставил спектакли «Я не убивала своего мужа», «Сирано де Бержерак», «Ревнивая к себе самой», «Франкенштейн: рай, затерянный во тьме», «Франкенштейн: сон льда и пламени», «Макбет и Фланс», «Весна священная» и другие. Лауреат национальной премии «Новый выдающийся китайский режиссер» 2018 года.

Представлял свои работы на фестивалях в Великобритании, Франции, Дании, Польше, Румынии, Бразилии.