На камерной сцене Театре Наций состоялась премьера спектакля китайского режиссера Дин Итэна по роману современного китайского писателя Лю Чжэньюня «Я не Пань Цзиньлянь». Спектакль в русской версии более понятно и броско назвали «Я не убивала своего мужа», так как в оригинальном наименовании уже заложен культурный код, требующий разъяснений. Это уже вторая попытка Театра Наций соединить на сцене азиатскую и русскую культуры. И в этот раз – более успешная.

В минувшем сезоне репертуар театра пополнил спектакль японца Мотои Миура «Друзья» по одноименной пьесе японского классика Кобо Абэ, широко издаваемого еще в СССР. Но ни давнее знакомство русского читателя с этим автором, ни западноевропейские мотивы театра абсурда в пьесе Абэ, ни знание режиссером русской культуры (Миура неоднократно обращался к пьесам Чехова) – не спасло «Друзей» от «трудностей перевода». Прививка вычурной восточной формы русскому психологическому театру не увенчалась успехом – иносказательная история о том, как в квартиру обычного горожанина врывается компания чужаков и насильно пытается избавить его от одиночества, расслаивалась на формотворческую игру символов и знаков и более или менее осмысленные актерские репризы.

Дин Итэн этих ошибок не допустил: доверился внутренней силе русских актеров, умеющих проживать смешное и грустное остро и тонко, и лишь стилизовал действенно-визуальный ряд восточными мотивами. Это традиционный китайский грим (так во всей колоритности представлена та самая Пань Цзиньлянь). И узнаваемые сценические движения, «простые», но отточенные – родом из Пекинской оперы, и немного шуточные (сквозь призму современных мемов) из восточных единоборств. Музыкальное сопровождение спектакля тоже родом из национальной традиции: за тангу сидит барабанщик в звероподобной красочной маске, он отбивает ритм, задавая «марионеточность» движению актеров. В общем стиле балаганного гротеска, который выбран для инсценировки этого сатирического романа, это усиливает театральность, которая, в свою очередь, уравновешивает бытовизм сюжета.

Роман «Я не Пань Цзиньлянь» 10 лет назад, почти сразу, был переведен на русский язык, доступен и русский перевод его китайской экранизации, но, безусловно, спектакль станет мощным толчком интереса к современной китайской литературе. Она оказывается гораздо созвучнее нам, чем про нее думаешь.

Пань Цзиньлянь для китайской культуры – имя нарицательное, символ разврата, порока и прелюбодеяния. По древней легенде красавица Пань Цзиньлянь вместе с любовником убила своего бедного и уродливого мужа. По сюжету романа главная героиня Лю Сюэлянь незаслуженно получает от мужа такое «прозвище» и посвящает свою жизнь тому, чтобы очиститься – в глазах общества – от такого оскорбительного поношения, восстановить попранную справедливость. Хотя начинается все вполне романтично: небогатая, но любящая пара из сельской местности хочет родить второго ребенка. Однако вынуждена решиться на фиктивный развод в надежде обойти закон об ограничении рождаемости. Внезапно после развода ее бывший муж (Рустам Ахмадеев) женится на другой женщине, вдобавок обвиняя бывшую жену в неверности.

Это становится началом долгой и упорной борьбы Лю Сюэлянь за правду. Словно по закону эффекта бабочки, одно цепляется за другое и предательство одного человека запускает путь мести и скорби, а маленькая жалоба разрастается до тяжбы государственного масштаба.

Сначала Лю Сюэлянь жалуется на то, что ее развод неправильно посчитали настоящим и хочет его аннулировать. Но когда ей отказывают в уездном суде, она хочет обжаловать приговор в высших инстанциях в столице, справедливо полагая, что в ее ситуацию чиновники разных мастей просто не хотят по-человечески вслушаться, даром, что она имеет даже родственные связи с местным судьей. Впоследствии же чиновники буквально преследуют Лю Сюэлянь с целью каждую ее жалобу замолчать – ведь от того, насколько будет тихо на их вотчине, зависит их карьера. Бюрократическая волокита, растянувшаяся на несколько десятилетий, заканчивается драматически – бывший муж умирает, не только не оправдав Лю Сюэлянь, но обесценив все годы ее мытарств, по сути, всю ее жизнь.

Мерцающий абсурдом честно описанный реализм явно выходит из берегов национальной специфики, потому в спектакле нет-нет да и промелькнет в канцелярской речи мелкого чиновника приписка «тобольский уезд...». Но и для того, чтобы жизненная трагикомедия не стала документальной калькой, спектакль окрашен в густые гротесковые краски и артисты существуют в парадигме фееричной смены масок. Елена Морозова надевает то плешивый парик флегматичного уездного судьи, то смешные усики сельского мясника, Сэсэг Хапсасова из партийного френча мэра города переодевается в обольстительную диву Пань Цзиньлянь, как видение являющуюся героине. А Александр Матросов воплощает главную метаморфозу интриги, где все словно не те, кем кажутся: он играет обаятельного неудачника Чжао Большеголового, школьного друга героини, к которому она обращается за помощью, приехав в Пекин. Он работает поваром (на сцене по-настоящему варится лапша!) и только кажется безобидным добрым малым – и он предаст Лю Сюэлянь. Хрупкую, но стойкую, так и не отказавшуюся от веры в силу правды. В чем у нее так и не будет союзников среди людей. И за что она поплатится годами потраченной на эфемерную цель жизни – в жгучем, съедающем изнутри желании быть отомщенной.

Лю Сюэлянь играет Мария Смольникова. Ее героиня – женщина-девочка с тоненьким голоском, смешная и смешливая, любящая, но уязвленная, в одиночку решившая сражаться с ветряными мельницами, а значит, предельно романтическая. Она шекспировская Леди Макбет и гоголевский Башмачкин в одном лице (помните, знаменитое: «Зачем вы меня обижаете?»). И это одна из немногих органичных ролей актрисы, которые она взяла на себя за эти два с лишним года, когда ей пришлось расстаться с режиссером, который ее по-настоящему понимал и чувствовал – Дмитрием Крымовым. В этом спектакле Мария Смольникова как будто вновь находит себя. Трагикомедия – ее стихия. В одной из сцен, когда Лю Сюэлянь уже по хронологии постарела, актриса продолжает играть ее как вечно молодую душой, та разыгрывает всех, кто приходит в ее одинокий дом – сидя на стуле в позе лотоса, она вдруг согнутую ногу закидывает за ухо, а потом и вовсе выдергивает из-под юбки. Нога оказывается подставной! Такой вот оммаж крымовскому трюкачеству.

Художник-сценограф Лю Кэдун придумал декорацию в виде огромной перевернутой сковороды-вок с круглым дном. По китайской традиции перевернутая сковорода означает конец трапезы и метафорически – окончательный разрыв отношений. На этой гипертрофированной сковороде и происходит действие – под сценическим светом она кажется по меньшей мере тарелкой НЛО, под нее спускаются и вылезают из невидимых проемов, а когда в финале героиня вспоминает Конфуция, космическая ассоциация с лихвой оправдывается абрисом горы судьбы.