В Театре Наций готовится премьера спектакля "Гамлет | Коллаж". Режиссер спектакля Робер Лепаж рассказал в интервью РИА Новости о работе с Евгением Мироновым, о любви к Шекспиру и о том, как он поборол аллергию на метод Станиславского.

Знаменитый канадский режиссер Робер Лепаж впервые ставит спектакль в Москве и с русским актером. В Театре Наций он представит свою версию знаменитой шекспировской пьесы под названием "Гамлет | Коллаж". Накануне премьеры Робер Лепаж рассказал РИА Новости о любви к Шекспиру, о работе с Евгением Мироновым и о том, как он поборол аллергию на метод Станиславского. Беседовала Наталия Курова.

— Вы неоднократно обращались к творчеству великого драматурга. В вашем репертуаре "Кориолан", "Макбет", "Буря", "Сон в летнюю ночь" и вот теперь — "Гамлет". Почему именно сейчас Вы остановились на самой загадочной пьесе Шекспира?

— Шекспира нельзя ставить один раз, к нему надо обращаться многократно, чтобы хотя бы приблизиться к пониманию этого гения и глубины его творений. Что касается "Гамлета", то это такая пьеса, за которую можно браться, если ты нашел своего Гамлета. И вот, когда я нашел, стал ставить.

— Действительно, залог успеха таких пьес, как "Макбет", "Отелло" и, конечно, "Гамлет" — в точно найденном исполнителе главной роли. Как случилось, что ваш выбор пал на русского актера Евгения Миронова?

— Наша первая встреча с Евгением состоялась в 2006 году, когда я приехал в Москву для получения премии Станиславского. И эту награду мне вручал Миронов. На этом вечере нам поговорить не удалось, но мы встретились на следующий день в ресторане. У нас было взаимное уважение к творчеству друг друга, и мы думали о совместной работе. Размышляя о том, что бы это могло быть, остановились на "Гамлете".

— В ваших постановках часто пять-шесть актеров исполняют сразу десятки ролей. В "Гамлете" участвует всего один — Миронов. Он играет все роли, или Вы как-то по-иному обошлись с персонажами пьесы?
— Миронов играет все роли. Он совершенно спокойно может делать абсолютно все, поэтому для меня в этой постановке он был идеальным актером, через которого я мог показать всех персонажей пьесы.

— Ваш спектакль называется "Гамлет | Коллаж". Означает ли это, что Вы основывались на каких-то определенных фрагментах шекспировской пьесы, а не работали со всем текстом?

— Сама пьеса "Гамлет" — это пьеса великих монологов, которые знают все и которые разбросаны по всему тексту. Гамлет — это шедевр монологов. Когда мы составляли коллаж, то, естественно, выбирали монологи и персонажей, которые эти монологи связывают друг с другом по действию. С Мироновым в процессе подготовки мы встречались несколько раз в Канаде. И я, создавая коллаж, основывался и на его поисках тоже. Вообще, этот спектакль не только творение Лепажа, Миронова, а всей креативной команды, участвующей в этой постановке. Мы приглашали специалистов-шекспироведов из Кембриджского университета, которые проясняли какие-то наши вопросы. Это была серьезная аналитическая работа.

— Перед Гамлетом стоял вопрос: "быть или не быть?". А какой вопрос больше всего занимал Вас во время работы над спектаклем?

— С одной стороны, тот же, но все-таки несколько иначе. Для меня "быть или не быть" — в смысле действовать или бездействовать, вовлекаться в действие или оставаться в стороне и быть пассивным наблюдателем в какой-то конкретной ситуации или в жизни вообще. Для ответа на эти вопросы "Гамлет" использует театр как некое орудие, благодаря которому он действует, как способ для вовлечения в серьезный разговор и зрителя. Для меня это очень важно, и я хотел показать это в своем спектакле.

И еще одну важную тему мы затрагиваем в спектакле — тему сумасшествия. Сумасшедший Гамлет или нет? И сумасшедшие ли актеры, которые верят в то, что они делают на сцене, когда работают. Особенно, если учесть, что Миронов один исполняет все роли, то можно подумать, что это уже просто шизофрения. Когда-то я работал с великой испанской актрисой, играющей роль Медеи. Я ее спросил тогда, как возможно воплотить эту сложнейшую роль, вжиться в полной мере в образ этой трагической женщины. Она ответила мне, что для того, чтобы достичь состояния из 10 степеней, которые она перед собой поставила, последние три — это уже на грани сумасшествия. Меня тогда это очень заинтересовало. И сейчас, спустя годы, я понимаю, что она имела в виду. Действительно, чтобы достичь высшей степени правды, надо выйти из нормального состояния.

— От Ваших спектаклей всегда ждут неожиданных решений, настоящих чудес. И сегодня говорят про какой-то загадочный куб, в котором будет происходить действие "Гамлета".

— Меня всегда интересовало пространство, в котором происходит театральное действо. Оно определяет, что и как делают актеры. Я хотел какой-то революции, а для этого надо было подумать о пьесе и спектакле как-то иначе, а не идти у традиции на поводу. Начиная с конца XVIII века, театр использует модель, которую когда-то определили итальянцы, — правая кулиса, левая кулиса, высота и глубина сценической коробки. Но сейчас, в XXI веке, когда у нас интернет, когда люди выходят в космос, когда мы конкурируем с ТВ, мы должны что-то изменить, если хотим заинтересовать зрителя. Этот куб и есть результат моих раздумий по поводу того, как изменить это пространство.

— Вы впервые работаете с русским актером. Насколько это было интересно, сложно или легко было достичь взаимопонимания?

— Сразу скажу, что для меня работа с Мироновым — это очень яркая и важная встреча в жизни. Надеюсь, что "Гамлет" — только начало и что это приведет в будущем к новым творческим свершениям вместе. Вы знаете, я привилегированный режиссер в том смысле, что могу выбирать актеров. Многие хотят, чтобы я ставил с ними, но я часто отказываю, когда понимаю, что эти актеры хотят получить только от меня и не хотят что-то дать мне. А работа с Евгением, в первую очередь, учила и образовывала меня как режиссера. Я был на протяжении многих лет аллергичен к Станиславскому и к его методу. Сейчас я понимаю, насколько неправильно на Западе мы представляли его учение, его систему, абсолютно неправильно интерпретировали метод Станиславского. Работа с Мироновым показала, насколько щедрая эта система, насколько она театральна, современна. Миронов, которого я считаю великим русским актером, примирил меня с системой Станиславского, я стал совершенно по-иному на нее смотреть. Я считаю работу с Мироновым колоссально важной для себя. Кроме того, мы оба с ним любим "игру" и очень жалко, что в XX и уже XXI веке "вымылось" это понятие из театрального языка. А ведь "игра" — самое важное в театре.

— Мы всегда ждем Ваши спектакли, которые Вы привозите в рамках Чеховского фестиваля. А как Вы относитесь к русской публике и к России?

— Канада — молодая страна, и это, конечно, хорошо: молодость, энергия, движение. Но у нас нет того, что есть в России, которую я считаю континентом великой культуры, великих традиций, глубина которых невероятна. И это не только театр, но литература, музыка, история. И каждый раз, приезжая сюда, я ощущаю это. Мне очень приятно привозить в Россию свои постановки и работать для российской публики.