В ролях Дон Кихота и Фанни Каплан — Лия Ахеджакова В Театре наций — Circo ambulante Андрея Могучего. В главных ролях Лия Ахеджакова и Альберт Филозов. С ними: Ольга Лапшина, Арина Маракулина, Алексей Ингелевич, двенадцать монтировщиков декораций, взвод костюмеров и осветителей, Дон Кихот, Ланцелот, изощренное безумие сценографии Максима Исаева… И жестокий, раздирающий хохотом рты, отчаянием души, сарказм сюжета.

Пьесу режиссер Могучий и сценограф Исаев писали сами. По той же причине, по какой Ахеджакова в бутафорских латах идет на арену убить тирана: больше некому.

Пролог выложен на сайте театра. Вот угрюмый и нищий остров. Градообразующих предприятий два: мясокомбинат (продукт — бычьи яйца, любимое блюдо т. Сталина) — и толкучка. Обер-Кондуктор, отец народа, разгоняет Национальный блошиный рынок и выдвигает национальную жеидею: создать лучший в мире цирк! Бюджет стройки трижды разворован. Цирк задешево размещают в природном амфитеатре: в жерле вулкана.

Фантасмагория с бычьими тушами из фосфоресцирующих тряпок, с противогазами (без них тут не выходят на улицу), с башнями заглохших домен по всей сцене (когда-то на острове плавили сталь), с лепетом о Гражданской войне в Испании, о культе вуду, о группе акционистов-протестантов, о взрывах в кафе и пропажах детей на улицах — похожи на многолетний страшный сон. Хорроры телеящика давно вросли в трудовые будни.

Ужасом тут дышат. Выходя из дома, натягивают на лицо отчуждение — как противогаз.

У рампы безумная и привычная нищета старой квартиры: эмалевые бидоны, дачные плащи, холодильник 1960-х, пожелтевшая афиша из лучших времен. Лежит в ветхих простынях „инсультник” с благородными чертами Альберта Филозова, пытаясь зажечь сюжетом „Дон Кихота” толстого мальчика-сиделку. (Тот на всё хмыкает: „Прикольно”.)

И вечно испуганная, худенькая жена больного Мария (Лия Ахеджакова), срывая резиновые перчатки работницы, мстительно объявляет:

— Взорвали наш мясокомбинат — и не жалко! Хуже не будет. Я, может, свое дело заведу.

Броская аллегория в стиле страшного сна царит на сцене первые минут двадцать, ошарашивает и озадачивает. Потом начинает врастать в реальность. И обретает силу.

Вот история парализованного Антона: был инженером, ездил на Урал по распределению, работал на Кубе, видел живого Че, стал директором литейного завода на острове… собирал книги, гордился качеством стали… потом заболел, а завод закрыли. Вот история Марии: были молодыми, ездили по Кубе на битом джипе… Пенсия у мужа — никакая… Вот мальчик-сиделка (Никита Полицеймако) и его мама (Ольга Лапшина): да, ходят в противогазах, климат у них такой, — но обнимаются и дрожат друг за друга как любой пятиклассник и мать-одиночка в Капотне и на Гражданке. Вот юная работница мясокомбината, безымянная солдатка жиловки, жировки и кишкования, звонким пионерским голосом говорит, кокетливо облокотясь на каталку морга:

— У меня тоже была мечта: поесть сахарной ваты в новом цирке! Но меня убили.

Сахарная вата как горизонт мечты у каждого своя: айфон, SPA-салон, тапки в стразах.

Но она — как квартира Антона и Марии, как мать-работница с сыном — из нашей жизни.

А ожесточенная радость, с какой островитяне меняют литейный завод на блошиный рынок, его на мясокомбинат, а комбинат на цирк мирового класса — разве не наши?

Весь опыт, вся слава Ахеджаковой и Филозова тут начинают работать на спектакль. Эти двое словно вводят на сцену тени „Взрослой дочери молодого человека”, „Серсо”, „Крутого маршрута”, „Песни о Волге”, „Гаража” и „Небес обетованных”! Вводят полузабытое время прямоходящих людей. Сквозь страшный сон вспоминаешь: они были!

Единственной реальностью в гротеске раскраденного, взорванного, кровавого цирка оказываются серебряные седины разгромленного, доживающего свой век в чуждом мире поколения родителей — с их могучими заводами и щербатыми чашками, „Дон Кихотом” на полке и долгом просвещать детей даже с нищего ложа последней болезни.

Понятно, что взорвутся и взорвут остров-цирк именно они. Дальше-то что?

На бой с тираном выходит исцеленный Антон. После его гибели — бутафорские латы Дон Кихота у рампы надевает Мария-Ахеджакова. (На премьере, 12 января, актриса вышла к рампе дважды героем: десятью днями раньше Лия Меджидовна получила травму на репетиции в „Современнике”. Рука под перчаткой была в ортопедической шине.)

Эта сцена, понятно, — кульминация Circoambulante. Свет в зал! Опершись на копье Дон Кихота, знакомым всей стране беззащитным голосом, с рассудительной прямотой Мамы-Муравьихи, Лия Меджидовна говорит в публику:

— Зло давно проникло в нас. Живет с нами. И с этим же надо что-то делать!

Андрей Могучий — режиссер совершенно вроде бы не политизированный. Лауреат четырех „Золотых масок”, премии Станиславского, европейской „Новой театральной реальности”, FrindgeFirstAwardЭдинбургского фестиваля и Гран-при BITEFславен изощренной визуальностью очень разноликих спектаклей: „Между собакой и волком”, „Кракатук” в Цирке Чинизелли, „Петербург” по Андрею Белому во дворе Михайловского замка, „Годунов” Мариинского театра на Соборной площади Кремля, „Иваны” по Гоголю и „Изотов” в Александринском театре. Но за месяц до премьеры CircoambulanteМогучий писал для петербургского сайта „Фонтанка.Ру” о сути спектакля:

„Там много текстов, практически пропагандирующих войну за честь и достоинство. Кроме того, эта история связана с Лией Ахеджаковой — с человеком, который имеет внятную и жесткую социальную позицию и высказывает ее регулярно”.

Там же, с прямотой, достойной его героини, Могучий говорит о происходящем в стране:

„Ситуация „против“ тут ясна. Это ситуация лицемерия власти, тотальной подлости и свинства… Но при этом, оглянувшись вокруг, понимаешь, что ни под один флаг вставать не хочется. Ни одна предлагаемая тебе идеология не вызывает доверия. Все великие идеи умерли, ни одна не родилась. То есть не понятно „за“. И есть ощущение очередной грядущей разводки. Думаю, уже очередь выстроилась из желающих приватизировать энергию проснувшихся маcс”.

На сцене Театра наций так и получится. Обреченный тиран в шутовском пурпуре сидит в царской ложе цирка. Мария не промахнется! Но рядом уже завывает Контролер Мясокомбината (Алексей Ингелевич):

— Я - ваш новый повелитель! Я - ваш новый повелитель!

Безысходный финал (хотя вроде все читали „Дракона”… да и газеты) накрывает зал.

С цирком — всенародным энтертейментом мирового класса, выстроенным за копейки в жерле вулкана, — придется разбираться уже при новом тиране.