На словах он почитает родителей, целует маменьку в плечико, поучает своих братьев И „ради их блага” прибирает все наследство к рукам, держит в „черном теле” сыновей, а когда те отдают Богу душу — на похоронах не плачет, потому что на то была воля Божья. Фарисейство, доведенное до предела, до той роковой черты, за которой уже видится тень Антихриста, прозвучало в спектакле Кирилла Серебренникова зримо и убедительно. Режиссер не заигрывает с публикой, не успокаивает ее, он обращает взоры зрителей к себе и жестко спрашивает: неужели человеческие сердца настолько заскорузли и охладели, что теперь позволено все, даже предавать самое святое, прикрываясь заповедями Христа?
Честно сказать, такой постановки вопроса я не ожидала от модного авангардиста, до этого, как мне казалось, занятого только собой, использующего классику для сочинения экстравагантных спектаклей, идущих вразрез с авторской мыслью. Тут же возникало впечатление, что режиссера „прорвало”, и он решил высказаться о наболевшем. А
В первую очередь Серебренников представляет общую картину нравственного распада семьи, в которой дети и родители давно живут, словно чужие, и их ничто не связывает, кроме выгоды. Эта же тема прослеживается и в художественном оформлении спектакля. Дом Головлевых с маленькими окошками, куда не проникает свет и оттого царит вечный полумрак, похож на амбар, пропитанный страшной мерзостью запустения. Здесь постоянно
Евгений Миронов поразительно тонко живописует превращение послушного мальчика в монстра, скрывающего свое волчье нутро под личиной агнца Божьего, которому будет отказано только в одном: он не сможет перекреститься.
И