Президент Александринского театра Валерий Фокин дебютировал в Театре Наций. На почти пустой сцене стоит гроб, а в нем — худрук Евгений Миронов в образе судейского чиновника Ивана Ильича. Из его мертвых уст зритель слышит историю мучительного умирания и еще более мучительной жизни обычного человека. Рассказываем об одной из главных премьер сезона.
Когда Фокин поставит позднего Толстого, было вопросом времени. Режиссер, привыкший вглядываться в глубины человеческого подсознания, ставить диагнозы и объяснять необъяснимое, рано или поздно обречен был обратиться к вершине мировой психологической прозы. Повесть «Смерть Ивана Ильича» критик Владимир Стасов, идеолог «Могучей кучки», назвал «гениальным созданием», а Владимир Набоков — «самым ярким, самым совершенным и самым сложным произведением Толстого». На нее оглядывались психотерапевты Виктор Франкл и Ирвинг Ялом, ее упоминает Хайдеггер в примечании к трактату «Бытие и время», по ней Акира Куросава снял фильм «Жить». К моменту написания повести Толстой уже пережил «духовный переворот» и сформулировал для себя идеи толстовства. Он осознал смерть как величайшее дело жизни, меняющее взгляд на эту самую жизнь. Спектакль по повести (толстовский слог к сцене адаптировала драматург Анастасия Букреева) как раз об этом. Не о смерти как таковой, но о том, что чувствует и как мыслит человек в ожидании конца.
Фокин — режиссер прямого высказывания, жесткость (порою жестокость) его разговора со зрителем — фирменный прием, особенность почерка. «Обыкновенная смерть» — образцово-показательный пример такого безжалостного театра.
Зрители становятся участниками похорон главного героя, вместе с родными и коллегами Ивана Ильича они наблюдают за тем, как тот оглядывается на прожитую жизнь, остается недоволен ею и ищет путь к свету.
На сцене все просто и страшно одновременно. В обезличенный зал для прощания с усопшим вносят гроб, в нем лежит главный герой. Через некоторое время он оттуда «восстает», оставляя вместо себя двойника с восковой маской на лице (второго Ивана Ильича играет Леонид Тимцуник). Давний адепт темы двойничества в искусстве, Валерий Фокин таким образом решает сразу две задачи: визуализации процесса выхода души из тела и отстранения героя от своей прежней жизни.
©Пресс-служба Театра Наций
Сыграть процесс припоминания и осознания самого себя Фокин доверил народному артисту РФ Евгению Миронову. Это их первая совместная работа после многолетнего перерыва (всего за плечами двух мастеров четыре общих спектакля, включая прославивший Миронова «Карамазовы и ад»). Фокин вытаскивает из Миронова-артиста лучшие его качества: ювелирную точность интонаций, подробную мимику, способность играть загорающуюся или, напротив, остывающую мысль. Его Иван Ильич становится для зрителя проводником в чужое умирание. Мироновская природа идет толстовской интроспекции: хроника неведомой болезни вырастает до масштаба духовной трагедии. Зритель, находясь на расстоянии вытянутой руки от артиста, следит за микроизменениями эмоций и настроений героя, физиологические ощущения также явлены во всех подробностях. Из контраста такого способа актерского существования с сухим и минималистичным языком фокинской режиссуры и вырастает необходимый объем. Изменись в этой пропорции хоть что-то, выйдет или слезливая мелодрама, или скучное моралите. А оставаясь на тонкой грани между двумя крайностями, спектакль становится эффектным экзистенциальным исследованием.
Предсмертный опыт у Толстого одновременно и трагический, и абсурдный.
Смерть делает бессмысленной прежнюю обыденную жизнь, заставляет заново увидеть прожитое, осознать умирание как пробуждение ото сна. Фокин и вслед за Толстым убеждает нас, что жить как все, не пробудившись, — значит не жить вовсе. Процесс переоценки ценностей Иваном Ильичом происходит медленно и направлен сначала на других — и только потом уже на себя. Из невыносимой мысли о том, как его жена и дочь едут в театр смотреть на Сару Бернар, зная, что он умирает, рождается в итоге совсем другая: надо сделать так, чтобы им не было больно. Не заставлять врать ему и себе о том, что он поправится, а поскорее умереть. От одной мысли до другой — полтора часа сценического времени.
©Пресс-служба Театра Наций
Надо сказать, не все это время зрителю тяжело. В лаконичном спектакле на сложную тему нашлось место и юмору, и эксцентрике. Доктор (Авангард Леонтьев) обнаруживает у пациента «то-то и то-то», а лечить такую напасть предлагает «тем-то и тем-то». На похороны все время рвется посторонний (Дмитрий Сердюк), но «ошибается залом» до тех пор, пока у гроба не поставят поминальный стол и жена Ивана Ильича (Марьяна Спивак) не позовет всех к нему. В кармане у Неизвестного человека (Владимир Калисанов) в самый трагичный момент звонит мобильный телефон, а в руках жениха дочери Ивана Ильича, который пытается выспросить разрешение увезти ее в театр, оказывается медицинское судно. Когда же Иван Ильич начинает понимать, что семья и коллеги на фоне его угасания живут свою лучшую жизнь, на сцене случается вакханалия с раздеванием и грязными танцами. Длится она всего минуту, но производит нужный эффект, прямо показывая разрыв между обычной жизнью и осознанием собственной смертности.
В минималистскую сценографию спектакля (художник — Алексей Трегубов) вшиты символистские и остроумные послания. Та самая гардина, вешая которую ударился Иван Ильич, сначала спускается с колосников невзрачной шторкой, но по ходу действия увеличивается в размерах. В финале она нависает над героем гигантским символом неотвратимой случайности, пустяка, который стоит жизни.
Фокин и его постановочная команда явно не заботятся о чистоте жанра. Впрочем, какая разница, через что обратить внимание зрителя на сложную тему. Главное — с чем заставить уйти после спектакля, утверждающего, что «обыкновенная смерть» и есть самое главное в жизни.