В Театре наций сыграли премьеру «Честного афериста» по Вальтеру Газенклеверу
Искандер Сакаев, режиссер Альметьевского драматического театра, был приглашен на постановку в Театр наций после того, как его спектакль «Ромео и Джульетта» стал обладателем Гран-при XII фестиваля театров малых городов России. Выбрав текст одного из самых известных драматургов довоенной Германии Вальтера Газенклевера, молодой режиссер сочинил один из самых лихих и стильных спектаклей столицы.
В историю русского театра пьеса Газенклевера уже вписана хотя бы потому, что в 1928 году в роли Гарри Компаса на сцене дебютировал Ростислав Плятт. «Играл я там, в сущности, самого себя, – вспоминал артист, – только пришлось научиться танцевать модный тогда чарльстон. Для меня этот случай имел огромное значение: я впервые репетировал с Юрием Завадским, овладевал очень острым рисунком роли, привыкал к сцене, к общению со старшими партнерами, приобретал некоторую технику».
Можно предположить, что начинавшего строить свой театр Юрия Завадского немецкая новинка отца-основателя стиля экспрессионизма привлекла именно своей острой сценической формой. Постановщик лично искал гримы исполнителей. Скажем, Дмитрий Фивейский, игравший дельца Компаса, был загримирован в стиле рисунков Гросса: «Лысый парик, переходивший в жирную шею, орлиный нос, солидные роговые очки, сигара во рту – все. Ни бровей, ни морщин». А красавице Вере Марецкой Завадский помог создать «гротесковый образ пожилой немки, этакой престарелой кокетки, заплывшей жиром, с замысловатыми кудряшками жидких волос, с уморительными воркующими интонациями шепелявого голоса».
Спектакль получился яркий, смешной, саркастичный и неожиданно человечный. История внезапной любви дочери банкира и брачного афериста, сдвоенная с любовью сына Гарри к служанке, развивалась в синкопированном ритме чарльстона. А гротескная заостренность приемов не мешала публике воспринимать персонажей как узнаваемых типажей московской нэпмановской жизни.
Искандер Сакаев вводит в свой спектакль и знание дальнейшей судьбы автора – Газенклевер покончил с собой в 1940 году во французском лагере для интернированных близ Экс-Прованса, чтобы не попасть в руки нацистов.
На малой сцене Театра наций выстроена еще одна сценическая площадка на колесиках. Все объяснения, драки, семейные разборки происходят именно на этом пятачке (три на три метра). Актеры легко перемещают ее в огороженном полотняными щитами квадрате действия, приводя в ход систему тормозов.
Персонажи одеты в затейливые черно-белые асимметричные костюмы. Имя сценографа (она же художник по костюмам) стоит запомнить – Дина Тарасенко.
Жанр спектакля можно определить как «экспрессионистский кафешантан». Актерами выстроен острогротескный рисунок. Люди-куклы с явственно тикающим часовым механизмом внутри обсуждают планы, пьют воображаемый чай, сходятся в стилизованной драке, крутят друг друга в танцевальных па. Каждая реплика четко привязана к конкретному жесту: взмах ноги, сброшенная шляпка, стук передвигаемых ящиков в конторе Мебиуса.
Дмитрий Сердюк выступает одновременно конферансье, который объявляет имя автора, название пьесы, анонсирует чередование сцен, и Секретарем афериста. Владимир Калисанов играет одновременно дельца Компаса и сыщика фон Шметау. Наталья Ноздрина выходит горничной Алиной, пикантно соблазняющей хозяйского сына, и несчастной, обманутой брачным аферистом госпожой Шнютхен.
А центром спектакля становится лирический дуэт предприимчивой девицы Лии Компас – Анастасии Прониной и честного афериста Мебиуса – Дениса Яковлева. Лихой темп первой встречи задается жестким режиссерским рисунком. Весь балет взаимного соблазнения – перекрестный огонь взглядов, соблазнительных поз, страстных вздохов – поставлен Искандером Сакаевым легко, иронично, выразительно. Но и внезапно вспыхнувшая, уже не наигранная, неподдельная тяга друг к другу двух молодых красивых людей сыграна обоими исполнителями тонко и достоверно.
«Хорошо сделанная комедия» – жанр, где ничего не стоит впасть в пошлость и кич. Но Искандеру Сакаеву удалось выдержать стиль, ритм, напор сумасшедшего сватовства. И главное – за нехитрыми перипетиями комедии положений дать подспудно растущее чувство тревоги, обреченности, близящейся катастрофы, в волнах которой скоро исчезнут все кукольные персонажи и создавший их драматург.