На следующей неделе, 18 января, в Израиле начнутся долгожданные гастроли Московского театра Наций. Один из самых интересных и выдающихся российских театров привезет в Тель-Авив свой лучший спектакль – "Рассказы Шукшина". Спектакль с участием Чулпан Хаматовой, Евгения Миронова и других звезд российского театра поставил режиссер из Латвии, успешный и загадочный Алвис Херманис. Его работу безмерно хвалили, нежно журили, светло сравнивали с самыми грандиозными сценическими шедеврами. Не случайно израильский Камерный театр, отметивший столетие города Тель-Авива большим, растянутым во времени международным фестивалем, на финальный аккорд фестивальных торжеств пригласил спектакль "Рассказы Шукшина". Василий Макарович Шукшин – выбор достойный. Он близок и демократам, и эстетам. И политикам, и богеме. Театр Шукшина – оригинальный сувенир из далекой зимней Москвы. Театр про алтайских чудаков, с любимыми всеми, кто говорит по-русски, актерами. Именно Алвис Херманис стал зачинщиком этой алтайской истории, всего этого московского, интеллигентского, актерского путешествия в деревню Василия Шукшина. О театре, жизни и о Шукшине с Алвисом Херманисом незадолго до гастролей Театра Наций в Израиле удалось побеседовать журналистке Инне Шейхатович. Интервью с режиссером, который находится сейчас в Италии, где репетирует свой новый спектакль, было любезно предоставлено редакции NEWSru.co.il. Алвис, можете рассказать, что это за работа, что вы сейчас репетируете? Или – тайна? Какая тайна, мы же не секретное оружие здесь делаем… Это будет спектакль по Ярославу Ивашкевичу. "Барышня из Вилково". Его покажут потом шесть стран – это такая международная копродукция. Спектакль на итальянском языке? Да, хотя репетиции веду по-английски. Я, наверное, только в те дни, когда ставил спектакль в Москве, понимал, о чем говорят актеры… И еще в Риге… Да, конечно. Как в вашей режиссерской жизни складываются отношения с еврейской темой? Очень серьезно и хорошо. Я совсем недавно поставил сразу два спектакля по великому еврейскому писателю Башевису Зингеру. Один в Кельне, один в Мюнхене. В Кельне – "Секреты каббалы", в Мюнхене – "Позднюю любовь". Я думаю, что именно этот писатель, Башевис Зингер, в каком-то смысле еврейский эквивалент русского писателя Шукшина. Он также глубоко и необычно раскрыл национальную тему, так же попал в "десятку". Наверное, его герои такой же концентрат еврея, как герои Шукшина концентрат русского. Пушкин, Достоевский, Чехов – западные люди, западные авторы. Они получили европейское образование, много взяли у Запада. А Шукшин – абсолютно русский. Вы читаете Башевиса Зингера на русском? На русском и на английском. Вы жили немного в Нью-Йорке… Я в Нью-Йорке жил два года. Работал актером, по приглашению. И – не хотел возвращаться. Хотел остаться в Америке, стать американцем. Но оказалось, что я люблю свою родину, люблю ее слишком сильно, чтобы покинуть. Ваш американский опыт не сделал вас иным, не перестроил личность, не изменил отношение к людям, к жизни? Это еще вопрос – кто кого. Я – американцев, или американцы меня. Ваше постоянное место работы – кроме подмостков всего мира – Рига. Ваш родной город. Ставите ли вы латвийскую классику, Андрея Упита, Яна Райниса? В Риге мы ставим те спектакли, которые придумываем сами, сами пишем пьесы. И, главным образом, эти спектакли рассказывают о сегодняшней Латвии. О духе и судьбе того места, где мы работаем. Два года назад был спектакль и по старой латвийской поэзии, ей уже больше ста лет – и это мне было очень интересно. Что в вашей копилке памяти, в кладовке ассоциаций связано с Израилем? У меня очень мало знаний о вашей стране. Что услышал? что узнал от друзей, знакомых, учителей – вот это мои знания об Израиле. Это и есть все мои ассоциации. Сейчас, когда наш спектакль будет смотреть израильская публика, я приеду в вашу страну впервые. Вчера я как раз был в Венеции, там, на знаменитой набережной Неисцелимых есть мемориальная доска Иосифу Бродскому. Меня это очень тронуло. Я иначе теперь понимаю Венецию, да и Бродского. Я думаю, что так же у меня и с Израилем: есть эмоция, знания, есть ассоциации – не хватает опыта, чтобы они материализовались. Я очень хочу приехать – и все увидеть своими глазами. В вашем спектакле по Шукшину все такое милое, приятное, доброе. А в русской жизни, в русском народе есть такие черты, как пьянство, жестокость, склонность к неуправляемому, бессмысленному бунту, неприятие чужаков – и тут же, одновременно, преклонение перед всем чужим. И другие не очень хорошие черты. Вас они никак не интересовали, когда вы ставили свой спектакль? Мы избежали этой стороны. Старались фокусироваться на позитивной энергетике. Не выводили на сцену низменные страсти. Истина при этом не страдала? Истина в искусстве имеет свою доказательную логику. Я не доктор, не журналист. Кто я, чтобы критиковать, морализировать? Я создаю свою реальность, свою территорию. Территорию искусства. Но эта территория на самом деле никогда не существовала, в реальном Алтае ее нет, как нет Утопии…Да и сам Шукшин был всяким, разным… Даже он. Возможно. Но есть люди. Люди, созданные, придуманные Шукшиным. Он и сам был очень здоровый по натуре человек, и его герои – люди здоровые. Здоровые – и хрупкие, чувствительные. Обычно мы считаем, что здоровые – это бездушные, тупые. А хрупкие – значит, непременно болезненные. Изломанные. А у Шукшина две этих черты соединились. Мне это так видится. Какая книга в этот период находится с вами? Идут репетиции, вы заняты – а что читаете? Книгу мемуаров. Воспоминания. Про еврейскую жизнь в Вене, перед войной. Это книга о том, какой высокой и прекрасной была еврейская Вена… У вас наблюдается стойкий интерес к еврейской тематике… Да, я и сам удивляюсь. Алвис, работы много? Вас ждут во многих странах и городах? Вы очень заняты? Не хочу показаться нескромным, но это так. В последние четыре года я имею превосходные условия для работы. Лучше, пожалуй, и не бывает. В разных странах у меня делаются одновременно несколько спектаклей, они в разной степени готовности – до 2014 года у меня все определено. Знаю, что буду делать. Если бы было много денег, вы бы поставили нечто, что пока поставить не смогли? Опять не хочу быть нескромным – но я только так и работаю. И денег хватает, и ставлю только то, что очень хочу. Мне уже не нужно мечтать. А как отдыхает многократно награжденный и воспетый в статьях журналистов всего мира режиссер Алвис Херманис? Есть лето. Когда я стараюсь не работать. Летом живу в лесу, очень далеко от Риги. Кого бы вы позвали к себе в гости – если бы были властны позвать всех самых важных и любимых людей, независимо из каких времен и стран они? Я бы позвал каких-то своих авторов. Хотя у режиссеров всегда проблемы с живыми авторами… Но Шукшина – если бы мог – я бы позвал. На Алтае, куда я с группой московских актеров ездил перед началом работы над "Рассказами", мы сидели за столом с одноклассниками Василия Макаровича, с теми, кто его знает, помнит, кто стал прототипами его рассказов. Я думаю, мне с ним было бы очень интересно пообщаться лично. На вашем спектакле в Москве был президент – и вообще многие важные персоны… Да, там так принято. В мире такого ажиотажа вокруг премьеры не бывает. А в Москве приходят все – политики, министры, финансисты. Это чисто московский стиль. Пиар, одно слово. Сегодня если ты не умеешь создавать шум вокруг себя, ты не слишком продвинешься. За шумом часто не слышна тихая песня твоего таланта. Но без шума ее и не слушают. В театре Наций я познакомился с Романом Должанским и Мариной Смелянской, сотрудниками пресс-службы театра. Это очень интеллигентные и умные люди. Я им доверяю… Алвис, у вас есть человеческие слабости? А как же иначе? Я не аскет, сделал в жизни много разных ошибок, у меня была довольно бурная личная жизнь. И страдают от этого мои дети, – у меня их пятеро. Я, наверное, не плохой режиссер, но не очень хороший отец. Жалеете о том, как все сложилось? А что это даст, все равно все уже сделано. У вас есть хобби? Я немного пишу. Для театра. Чаще вместе с актерами. Но в связи с этим бывали казусы. Меня пригласили, к примеру, в Нью-Йорк, на митинг ПЕН-клуба. Там были собраны многие большие писатели, даже великие. Умберто Эко… Я там был просто случайно, но зато наблюдал интересные вещи. И я заметил, что все книги непременно – для успеха и хороших продаж – должны быть помечены словом "блокбастер". Тогда у них есть шанс. Это, честно говоря, чуть страшновато. Дорога у нас впереди какая-то сугубо "бизнесменская". Музыканты, писатели, композиторы непременно должны быть бизнесменами. Иначе – им не быть. Нет шансов. Хотите, чтобы ваши дети стали вашими коллегами, чтобы занялись искусством? Если есть талант – желательно. Я помню фильм "Фотография с женщиной и диким кабаном", в котором вы снялись, как актер. Потом еще были роли, фильмы, спектакли – и вы ушли. В режиссуру. Не жаль? Я помню, что картина "Фотография с женщиной и диким кабаном" в год своего выхода стала чуть ли не самым кассовым фильмом СССР. Потом были еще шесть фильмов. А потом я стал режиссером – и счастлив, что это произошло. Я играю, как актер, в своем театре, в Риге. Но это все же трудновато – эти два вида жизни не очень совмещаются, для этих двух профессий нужна разная природа, разный тренинг. Я люблю театр, считаю его абсолютно гениальным изобретением человечества. Параллельным пространством. И я до сих пор не могу поверить, что у меня так все удачно сложилось. Чей отзыв о вашей работе вам особенно дорог? Режиссера, которого считаю гением, эталоном во всех отношениях – Юрия Норштейна. Он сказал мне, что ему спектакль "Рассказы Шукшина" понравился. Потому что в нем нет хитрости. И еще Норштейн сказал несколько хороших слов. И этот отзыв мне важнее и дороже многих и многих других. Я – живой свидетель теплого отношения Юрия Борисовича к вам. И к спектаклю. А еще о вас с восторгом говорит Валентин Гафт… Теперь сами все увидите. Приходите.