«На всякого мудреца» Константина Богомолова в Театре наций
В Театре наций вышел спектакль «На всякого мудреца» с подзаголовком «Все, что осталось от Островского после встречи с Богомоловым». Что именно осталось от великой сатирической пьесы, разбиралась Алла Шендерова.
Константин Богомолов любит выстебывать современное искусство, но, если взять определение тотальной инсталляции («пространственная экспозиция, созданная из различных готовых материалов и форм») и добавить к ней живых людей (актеры у него все чаще неотличимы от перформеров), получится то, что он делает в «На всякого мудреца». Зрительный зал у него не только поле для игры актеров, но действующее лицо. Бегая по проходам, режиссер дирижирует зрителями, заставляя их петь «Как здорово, что все мы здесь…». Петь приходится в третьем акте, когда некая Зоя Борисовна (артист Евгений Перевалов в белом парике) приходит на похороны исполнительницы бардовской песни, старой московской интеллигентки, дочери советского поэта Радика Хачиева и мамы Егора Глумова (эти ипостаси героини блистательно соединяет Сергей Епишев). Мама была атеисткой, и отпеть ее должен бард. Вечно молодой Олег Митяев (Вячеслав Чепурченко) скачет по залу с гитарой, окончательно сбивая публику с толку: кого хоронят — нас или Глумову. Та, умерев, слезла со сцены и пристроилась в партере, отпуская замечания по поводу плохой игры сына (на самом деле Кирилл Власов в роли Глумова очень хорош).
«Это капустник,— скажете вы,— продолжение тех ревю, что раньше устраивали Богомолов с Епишевым на вручении премии «Гвоздь сезона» в СТД». Конечно, это он, но капустник стал тотальным. Достается всем: палачам и жертвам, бардам и блогерам, ЛГБТ-сообществу, активистам, украинцам, новой и старой элите, Чехову, Островскому и Достоевскому, чьи тексты включены в ткань спектакля и, как подсказывают титры, «звучат в изуродованном виде».
От «Кармен», поставленной в прошлом сезоне в Пермской опере, где тоже не осталось необиженных, эта премьера отличается тем, что Богомолов наконец превратил в объект пародии себя. В «На всякого мудреца» он заискивает перед важным чиновником Крутицким (Виктор Вержбицкий), приглашая его по телефону в театр: «Без вашего совета я премьеры не выпущу! А куда билеты прислать? На Лубянку?» — голос в фонограмме дрожит от избытка елея. В другом составе Крутицкого играет сам Богомолов — в строгом костюме он выглядит идеальным чекистом нового призыва, и тут есть о чем подумать.
Декорации Ларисы Ломакиной — интерьер кирпичной мансарды — переменой света превращаются в приемную Крутицкого, тюремный изолятор, кабинет Мамаевой в Белом доме (пароль при входе — «Мутабор»), но чаще всего титры определяют место действия как «старая, вонючая квартира на Малой Бронной». Там, напомню, обитают не только Глумовы, но и сам режиссер, вот уже третий сезон ремонтирующий Театр на Бронной.
И чем больше мелькает в титрах слово «вонючая», тем больше думаешь про «баньку с пауками», куда боялся попасть после смерти Свидригайлов и куда Богомолов (чей главный автор, конечно, Достоевский) безжалостно селит себя и своих героев. Эту кару у него заслужили все. Глумов-сын корпит над постом для Telegram-канала «Лейся, говно» и вспоминает, как в юности работал на «Славу Суркова», его возвышенная мама поет под гитару, не забыв назвать опоздавшего к сыну врача «жидовской мордой». Вице-премьер Мамаева (Наталья Щукина) обожает искусство и цитирует Курентзиса вперемешку с Гитлером, приписывая последнему фразу «Мир спасет красота».
Временами спектакль кажется элитным корпоративом или выходкой юродивого: со сцены прохаживаются ровно по тем, кто сидит в первых рядах партера. Достается не только сильным, но и тем, кого трогать не принято и нельзя. Одни зрители в ответ смеются, других тошнит, потом они меняются местами.
Эпизоды пока пригнаны неплотно, текст меняется. Новое поколение артистов вроде Даниила Чупа, которому досталась роль Курчаева (гусар и протеже Мамаева здесь стал поп-звездой и любовником своего покровителя) — что-то вроде новой инкарнации Лорда из «Идеального мужа»,— общается с залом куда более робко, чем фееричный Лорд. Ставший талисманом главных спектаклей Богомолова Игорь Миркурбанов тоже на сцене — в роли дебелой Турусиной (она здесь любовница Крутицкого) — и снова дает мастер-класс: играет всерьез, без «здрасьте, я ваша тетя», отчего картина всеобщего помрачения кажется почти трагичной.
В соцсетях спорят, зачем Богомолов обидел бардов, меж тем звучащее у него в спектакле «Каждый пишет — как он дышит» Булата Окуджавы заставляет разгоряченный зал притихнуть. Что за бесы в нас сидят? Зачем Богомолов то примеряет костюм чекиста, то мечется по залу интеллигентом-расстригой? Не в силах предложить лекарства, он предъявляет нам признаки неизлечимой болезни. И заканчивает спектакль, превращая сцену и зал в одно большое то ли кладбище, то ли лагерь. Как здорово, что все мы там сегодня собрались.