Максим Диденко поставил в Театра Наций спектакль по мотивам знаменитого фильма Григория Александрова. Образцовая советская пропаганда превратилась в стон бурлаков на Волге.

Фестиваль «Черешневый лес» открывался в этом году «Цирком» — и более удачного начала для этого респектабельного фестиваля нельзя придумать. Новый спектакль Максима Диденко, с одной стороны, опирается на всем известную советскую киноклассику, которая сегодня в тренде, с другой — зрелищен, изобретателен и красив.

Первую же сцену (или первый кадр — об этой постановке тянет говорить в терминах кино) можно хоть сейчас выставлять на Венецианской Биеннале: изящная женская фигура вращается на наклонной арене на фоне огромной Луны.

Художник Мария Трегубова и видеохудожник Илья Старилов вообще постарались на славу.

Они создали на сцене фантастический мир, сотканный из цитат, но весьма оригинальный. Действие происходит в будущем, которое придумали в далеком прошлом, — объясняет режиссер. И весь образный строй спектакля построен на перекличке времен, мифов, примет прошлого и их причудливого преломления в сегодняшнем сознании. В проплывающих на экране анимационных пейзажах сталинские высотки соседствуют с так и не построенным в реальности гигантоманским Дворцом Советов, по небу проносятся ракеты и дирижабли, — примерно так представляли себе будущее в начале прошлого века.

Жители этой волшебной страны (хочется назвать их жевунами) носят костюмы исключительно лазоревого цвета — видимо, это униформа всеобщего счастья, — и даже волосы изобретателя Скамейкина и борода директора цирка имеют тот же приятный, но слегка депрессивный (как известно, синий — цвет депрессии) оттенок.

Вместо помпезного сталинского стиля с видами Кремля, парадами и живыми пирамидами постановщики используют элементы советского авангарда, с которым часто работает Диденко. Правда, к 1936 году, когда снимался фильм Григория Александрова, авангард был почти задушен новым курсом на соцреализм, но для создания условной советской утопии подходит отлично. Лирический эпизод, где влюбленные летают в облаках, взявшись за руки (на самом деле они лежат на сцене, а камера проецирует их изображение на экран) отсылает к картине Шагала «Над городом», а видеопортреты героев выдержаны в стилистике старого черно-белого кино.

Но есть тут и футуристического вида гуманоиды с огромными головами и маленькими кукольными телами, и объемные 3D-модели планет, снятые будто новейшим телескопом NASA. В общем, настоящее пиршество для глаз.

Не забыты и цирковые трюки: говорящие собачки-фокусники Белка и Стрелка, синие дрессированные львы и, конечно, знаменитый номер «Полет на Луну», решенный весьма остроумно. Аттракцион под куполом выполняет сама Ингеборга Дапкунайте — главная находка и удача этого «Цирка». Кому как не ей, обладательнице лучезарной голливудской улыбки и обворожительного акцента, играть американку Марион Диксон и одновременно — «русскую Марлен Дитрих» Любовь Орлову. Пригодился и большой киноопыт актрисы — свой монолог на крупном плане (изображение транслируется на экран) она играет идеально чисто и без фальши. Чего, правда, пока нельзя сказать о музыкальных номерах. Вокальной подготовки здесь не хватает всем, за исключением актера мюзиклов Станислава Беляева, играющего Ивана Мартынова (в очередь с ним эту роль исполняет Павел Акимкин).

А звукоряд в этом спектакле очень важен! Композитор Иван Кушнир не только написал много новой психоделической музыки, но и переработал знаменитые песни Дунаевского и Лебедева-Кумача. «Широка страна моя родная», перенесенная в минорную тональность, звучит уже не бодрым победным маршем, а жалобным стоном бурлаков на Волге. И это, пожалуй, самое радикальное переосмысление советского кинохита в спектакле.

Ведь комедия Григория Александрова — образцовая советская пропаганда, рисующая преимущество социалистического строя перед загнивающим расистским Западом. Если кто не помнит, немецкий антрепренер шантажирует Марион, грозя открыть её постыдную тайну — чернокожего сына, а в Советском Союзе малыша принимают с распростертыми объятиями: в знаменитой финальной сцене колыбельную маленькому Джонни пели на разных языках и грузин, и узбек, и еврей (правда, куплет в исполнении Соломона Михоэлса был вырезан в 1953 году).

Теперь полюса поменялись: в то время как Европа принимает беженцев со всего света, Россия отращивает бороды и националистические настроения. Но этот перевертыш спектакль Диденко не фиксирует и не анализирует. Он остается вполне в русле александровской парадигмы: антрепренер Франц фон Кнейшиц (первоклассная работа Сергея Епишева) изображен комическим капиталистом в духе Кукрыниксов, а советский артист Иван Мартынов — рыцарем без страха и упрека. Даже синебородый директор цирка, похожий на вождя мирового пролетариата, показан безобидным чудаком — расстрелять изобретателя Скамейкина он грозит с отеческой нежностью.

Сам ЦИРК в спектакле расшифровывается как Центр Исследования Русского Космоса — тут слышатся отзвуки не только советской мечты о покорении далеких планет, но и нынешних лозунгов «русского мира», которые, судя по радостной реакции зрителей, поддерживает добрая половина зала. И в этой ситуации воссоздание советской утопии, даже в таком фантастическом виде — шаг весьма сомнительный. Пусть даже режиссер лишил этот мир бравурного оптимизма и погрузил в голубую меланхолию, все равно в итоге остается «шик, блеск, красота» — набор эффектных номеров, образцовый энтертейнмент, который не дает рефлексии той страшной эпохи, что скрывалась за парадным цирковым занавесом. Зато публике нравится. В общем, крылатый афоризм Ленина: «важнейшим из искусств для нас является кино и цирк» — по-прежнему актуален.